Дневник похода Фанские горы - 2008 (2 с эл. 4 к/с)
Автор: Administrator   
09.10.2008 23:33

 

Фаны 2008


Участники: Леша, Илья, Марго, Света (четыре опытных горника), и Илюха, Наташа, Вася, Юра (четыре новичка, от лица которых ведется дневник) а еще группа Вестры – Сева, Наташа, Ира, Лена и все все все.

 

Автор сей рукописи: Василий Эдуардович Демидов

 

Фанский дневник


Выезд

Собираясь в поход на месяц, мы сложили огромные тяжеленные рюкзаки. Ну и пусть, думали мы, вот если на пару килограмм больше, то все, не сдюжить, а так волочить можно. Но, приехав на вокзал, мы встретили Илью, который раздал каждому еще снаряжение и десяток литров кваса на всех. Ну и пусть, подумали мы, справимся, надо только скорей выпить этот квас. Потом подбежали Наташа с Севой и с ними большая группа провожающих из Вестры, причем каждый нес с собой по огромному баулу со снарягой и еще двенадцать бутылок газировки колокольчик, в которых весело плескался запрещенный к провозу бензин для примусов. Провожающие убежали, а их баулы и бензин остались. Ну и пусть, думали мы, пока не узнали, что сейчас привезут еще сорок килограммов снаряги, которую не успели передать с авиарейсом днем ранее. Наконец подошел поезд, мы затащили в него свои отяжелевшие от кваса тела, потом рюкзаки, потом снаряжение, потом баулы, потом бензогазировку, потом сорок кило веревок, а потом еще одну курицу гриль, без которой список был бы не полным.

Наконец, мы поехали. Сьев курицу и поспав, мы увидели за окном самарский вокзал. На перроне поднималось знойное марево. Стало жарко. Когда мы перетаскали на солнцепеке все эти рюкзаки и баулы, мы подумали, что жарче быть вообще не может. Как мы ошибались тогда, ведь путь в Среднюю Азию только начинался.

В Самаре на вокзале к нам присоединился Илюха. Он посмотрел на наши баулы, загадочно и как-то виновато улыбнулся, и повел нас знакомить со своими родителями, которые привезли его сюда из Пензы. И тут мы поняли секрет его странной улыбки. Познакомиться нам пришлось не только с родителями, но и с рюкзаком Илюхи, который с трудом поднимали два человека, а также с парой коробок овощей, тремя корзинами ягод, тремя трехлитровыми банками компота и килограммовым тесаком. Килограмм железа тут был явно лишним. Напугав Илюху байками о злых таможенниках, Леша убедил его оставить свое страшное оружие дома.

Тем временем подали таджикский поезд, и мы вместе с загрустившим Илюхой и всем грузом залезли в вагон. Когда проводник увидел рюкзаки, баулы, банки и коробки, он радостно потер руки. Мы отдали ему за перевес и в счет будущих разборок с таможней три тысячи рублей, заняли целое купе, удивили своим присутствием пассажиров таджиков, и поехали.

 

Четыре дня на поезде по степям и пустыням

Поезд пересек Волгу, выкатился на широкую равнину, и в приумолкший вдруг вагон легкой походкой вошли странные люди в кожанках и кепках. Они проверили у всего вагона документы, вошли к проводнику, вышли, довольно похлопывая себя по задним карманам штанов и удалились. Так мы увидели, что для таджиков бандитские девяностые никогда не кончались.

После визита мафиози все пассажиры потянулись в туалет. Оказалось, что работает только один, и его состояние критическое, если не сказать безнадежное. А работал он один потому, что второй был закрыт на ключ проводником, и туда допускались только сливки вагонного общества, то есть он сам, его помощник – младший проводник и еще какая-то девица. Теперь надо рассказать, как и мы вдруг тоже пробились в элиту нашего вагона.

Леша решил, что заваривать чай мы будем в котле, который подвесим на веревке между верхними полками – чтобы не расплескать воду. Когда все было исполнено, хитроумность схемы настолько поразила всех вокруг, что пол вагона пришли смотреть на это чудо, а проводник пришел сразу с кружкой. Когда его угостили чаем, он многозначительно сказал, - «Вот вы не такие – вы с уважением», после чего вручил ключи от второго туалета Наташе. С этого момента мы могли пользоваться элитным чистым туалетом без очереди, хотя из солидарности с остальными пассажирами, Леша, как виновник нашего попадания в элиту, продолжал ходить в общий туалет. Все остальные, стыдно сказать, солидарности и благородства не проявили, и предпочли уверовать в свою исключительность.

Через некоторое время из вагона ресторана нам вынесли дыню, но Леша отказался купить ее, прошептав – «Могут подумать, что мы богатые». Мы, конечно, не могли этого допустить, и показали ресторанщику сухие ролтоны, которые для нас заменяли дыни и все прочие чревоугодия.

Тем временем за окном темнело. Но никто не спал. Все ждали. И вот, поезд остановился, постоял час, потом суровые типы в зеленых фуражках прошли по вагону, заглянули к проводнику, проверили паспорта, пошутили насчет альпинистов, проверили паспорта у притихших таджиков, вывели на перрон двух несчастных с просроченными документами, двери закрылись, поезд тронулся. Так мы прошли первую таможню – российскую.

Через час поезд опять остановился, потом по вагону прошли суровые азиатские типы в зеленой форме, заглянули к проводнику, проверили паспорта, пошутили насчет альпинистов, никого не вывели, поезд постоял два часа и тронулся. Так мы прошли вторую таможню - казахскую.

Днем мы пронеслись по прикаспийской степи, а ночью поезд опять остановился. По вагону вновь прошли суровые типы. Поезд постоял еще два часа и поехал – это была третья таможня – опять казахская.

В пять часов утра поезд остановился в засыпанном песком городке, где на полустанке дети пекли в тандыре лепешки, а по вагону уже ходили суровые типы с раскосыми глазами. Поезд подождал два часа, пока они не заглянули к проводнику и не обошли с проверкой весь вагон, и поехал. Так мы прошли четвертую таможню – узбекскую.

Мы легли спать, но через час проснулись. Кто-то одновременно ударил всех по голове тяжелой сковородкой. С трудом очнувшись, мы поняли – это не соседи и не суровые типы, это солнце. Так мы узнали, что не стоит спать головой к окну, когда въезжаешь в Среднюю Азию. Но тут к нам вышел наш покровитель и доброжелатель - проводник и вынул это окно совсем, так что мы дальше ехали в эксклюзивном вентилируемом купе. Что было бы, если бы окно осталось на месте, страшно даже подумать, потому что то, что пришлось пережить в следующие часы, не пожелаешь даже шашлыку на углях.

За окном медленно тянулись белые пески Каракумов. Солнце палило как обезумевшая установка для поджарки шаурмы. Через открытый оконный проем в купе бил одуряющее горячий воздух пустыни. Мучения были нестерпимы, вагон нагрелся, нагрелись полки, постельное белье, соседи, проводники, девица из элитного сообщества, все нагрелось. И даже в нашем туалете не было спасения. За окнами потянулись мертвенно белые уступы Устюрта, где американцам еще предстоит снять кадры высадки на безжизненный Марс. А потом впереди показалась огромная ослепительно белая соляная впадина, где в страшном раскаленном мареве подыхали какие-то черные железные чудовища. Мы пали духом, решив, что за грех пользования элитным туалетом попали в ад, на дьявольскую сковородку для сливок общества. Но мы ошиблись, поезд обогнул это страшное место и поехал дальше через ровную как стол пустыню. Атеист Леша сказал нам, – «Это, наверное, были солеразработки на южном берегу высохшего Аральского моря». Но нет, это конечно был ад для нас грешных, и мы не поверили Леше, единственному среди нас, всегда выбиравшему праведный путь в общий туалет. Ведь сказано в писаниях, - «Если будет хоть один праведный среди вас, то спасетесь и избегнете кары небесной!».

Поезд тем временем въехал в зеленый оазис долины Аму-дарьи. Стало чуть-чуть прохладней, поезд весело бежал через зеленые рисовые поля, глинобитные деревни, крики голопузых детей и задорный ослиный рев. Потом за окном снова началась пустыня, и через пару часов поезд приехал на какую-то станцию, затерянную посреди песков. На перроне тетки проносили огромные тарелки с пловом в обрамлении всевозможных овощей, но мы, наученные терпеть и есть ролтон, прятали глаза при встрече.

Поезд ехал дальше. Мы молчали. В вагоне народ сладострастно уплетал необыкновенно манящий жирный плов.

Ночью поезд остановился. Из черноты снаружи пахло песком и прохладой. Мы выпрыгнули подышать. Вокруг поезда под звездным небом раскинулись пустынные холмы, а совсем рядом стояло маленькое здание станции. На освещенной тусклым фонарем вывеске было написано – «УЧКУДУК», и чуть ниже – «Три колодца».

Мы снова забрались в вагон и поехали. Утром поезд остановились в Самарканде, где мы выгрузили сорок килограммов снаряги. Через пару часов поезд опять остановился. В вагон запрыгнули суровые раскосые типы в зеленых фуражках, почему-то не зашли к проводнику, озлобились, и потребовали вытащить и распотрошить весь багаж. Мы были удивлены и стали доставать рюкзаки, но тут, наконец, вышел проводник со словами, - «Э-э-э, э-э-э, все есть, все есть, слушай…». Суровые типы многозначительно сказали, - «А-а-а…», милостиво разрешили ничего не вскрывать, зашли к проводнику, потом довольные вышли из вагона, и поезд тронулся. Так мы прошли пятую таможню, опять узбекскую.

Через некоторое время к нам вышел проводник и подарил полдыни, той самой, которую нам приносили из вагона ресторана. Бедный ты или богатый, а от дареной дыни никто еще не отказывался, и поэтому, забыв про конспирацию, мы за обе щеки уплели этот прекрасный фрукт – первый дар Таджикистана.

За окном потянулись холмы, они становились все выше и выше, пока не превратились в безлесные хребты, окружавшие широкую плодородную равнину – мы ехали вверх к Ферганской долине. Скоро поезд остановился. Мы ждали суровых зеленых типов, но никого не было. Потом по вагону прошел дядька в камуфляже, проштемпелил паспорта и собрался выйти, но тут мы сурово потребовали с него миграционные карточки, поскольку мы иностранцы и без этих карточек не сможем зарегистрироваться здесь на месяц. «Какой такой, карточка?», - спросил зеленый дядька, - «А-а-а, этот…», и принес три мятые бумажки. На одной стороне было поле карточки, на другой почему-то неаккуратно обрезанная реклама Би-лайн. Нас было шестеро, и мы попросили еще карточек. Это привело весь таджикский таможенный пост в смятение. За карточками послали солдата. Все ждали. Пассажиры начали нервничать. Он не вернулся. Тогда пошел зеленый дядька, через полчаса он принес еще две карточки – «Больше у нас нет», сказал он. «Не волнуйтесь», - сказали нам пассажиры поезда, с которыми мы успели сдружиться, - «Тут вам никакие документы не нужны - вы русские, вас и так везде пропустят». Тогда мы махнули проводнику, тот машинисту, и поезд покатил к Худжанду. Так мы прошли шестую таможню – таджикскую.

В Худжанде на вокзале нас встретили Илья, Света, Марго, Юра и целая толпа вестровцев. Все они прилетели сюда на самолете, что можно назвать очень неплохой идеей.

 

В Худжанде

«Мы его убъем», - сказали Марго и Света при встрече. «Кого?», - спросили мы. «Его!», - ответили они, показывая на Юру, и мы поняли, что они успели подружиться в самолете.

Мы сели на буханку и поехали на съемную туристскую квартиру, где гостеприимная хозяйка угостила нас кучей помидоров, арбузов и винограда. Потом мы пошли на рынок за продуктами и стельками для Васиных ботинок. Тут нас ждали три страшных удара. Первый удар испытала завхоз Наташа, когда убедилась, что никто в Таджикистане не знает, что такое рахат-лукум. Второй удар испытал Вася, который приобрел стельки, вытащенные продавцом из первых попавшихся кроссовок на прилавке. Третий удар испытал Илюха, который купил себе стельки точно таким же образом – прямо из кроссовок, живьем.

Прогулявшись по тенистым кипарисовым улочкам, где повсюду журчала бегущая по маленьким арыкам вода, мы вернулись на квартиру, начали как всегда быстрые сборы, и через четыре часа взвешиваний и бесконечной переупаковки, сфотографировавшись зачем-то уже в полной темноте возле буханки, поехали в горы. «Мы должны быть на месте через 6 часов, буханка – хорошая машина», сказал Илья.

 

Заброска в горы

Буханка и впрямь оказалась хорошей машиной. Из под линолеума на полу сразу начало сочиться что то ужасно гадкое и липкое. Рюкзаки и одежда были безнадежно заляпаны черными пятнами. Все мы были похожи на несчатных пингвинов, попавших в нефтяное пятно с разбившегося танкера. «А… Это солидол, я промазал днище, чтобы было ха-а-рашо…», - сказал водитель уверенно, и мы сразу успокоились. Вскоре, убаюканные ледяным ночным ветром, задувавшим через отсутствующее окно в салоне, мы уснули, но ненадолго.

Дороги в горы были перегорожены кучами земли, потому что где-то наверху шел ремонт. Кучи охраняли рабочие с шанцевым инструментом в руках. Наша буханка попыталась взять штурмом самую главную кучу. Но тут из темноты выскочили, угрожающе подняв лопаты, яростные защитники. Мы хотели вылезти из машины, чтобы сражаться плечом к плечу, но наш водитель протянул в темноту деньги, защитники отступили, и мы поехали по колдобинам дальше в горы, ибо сказано в писаниях, - «где не пройдет великое войско, там пройдет осел, груженый деньгами».

Глубокой ночью мы остановились в чайхане. Водитель хотел поспать. «Спать будем в этой комнате», - сказал нам водитель, - «А девушки в той». Но мы не разделяли его восточных понятий, поэтому оставив его в одиночестве, устроились все вместе в дальней комнатке. Выпив чаю с лепешками мы легли спать. Хозяйка заведения удивленно покачала головой, увидев, как неверные спят вповалку на ковре.

С рассветом мы поехали дальше, на перевал Шахрисазб, по цепляющейся к скале над бездонными пропастями разбитой дороге. Да, не зря говорится в писаниях, - «Кто был на перевале Шахрисазб, тот знает, как шевелятся волосы на затылке».

На другой стороне хребта мы очутились среди китайцев. Нет, мы не попали в поднебесную, просто они прокладывают через Таджикистан шелково-асфальтовый путь заново. По этому пути мы спустились вниз, к могучему черному потоку жидкого цемента, который здесь называется река Зеравшан. Вдоль его ущелья протянута по скалам нетронутая еще китайцами дорога, по ней мы спустились вниз, а потом опять свернули в горы. Чем выше мы ехали, тем уже становилась дорога. Наконец, водитель заявил, что дальше не поедет. Тогда мы вылезли, - «Попробуй без нас, устойчивей будет», сказали мы водителю. Наверное, каждый из нас тогда думал про солидол. Водитель почему-то согласился, благополучно проехал над ущельем, мы снова сели, и буханка провезла нас еще несколько километров, пока водитель, наконец, не почуял неладное, и не отказался ехать дальше наотрез. Мы высадились и выгрузили вещи. В писаниях сказано – «Люби ближнего своего как самого себя», но ничего не говорится там про солидол. Поэтому водитель поспешил сразу уехать. Мы спрятали 50 килограммов еды под камни, сожрали привезенный арбуз, и пошли в горы. Было пять часов вечера. Дорога заняла у нас почти двадцать часов.

 

 

 

В горах

 

День первый


В этот день мы прошли совсем немного. Рюкзаки были тяжелы как в первый раз. По дороге увидели первый кшлок – что по-таджикски значит деревня, а по-русски - кишлак. Деревня была очень похожа на брошенное селение каменного века индейцев анасази, как их показывают на картинках. Грубо сложенные из камней и глины жилища, плоские крыши, нависающая скала со следами копоти, и только цветущий огород картошки говорил о том, что каменный век здесь в самом расцвете. После кишлака начался подъем вдоль большого водопада, а дальше поросшая арчой (это такой можжевельник с мягкими иголками) долинка. Увидев арчу, мы чуть не заплакали. Мы только сейчас поверили, что дрова в горах есть. Ведь с собой у нас был только половинный запас газа, а готовить еду надеялись на веточках арчи, в существование которой здесь никто всерьез не верил. В этой долинке мы и остановились на нашу первую ночевку. «Эх, жаль, провести горную тренировку можно будет еще нескоро, горы тут низковаты», - сказал вечером у костра Илья. Тогда мы еще не знали, как он ошибался.

 

День второй, в гостях у таджичек

Утром двинулись вперед. Тропинка бежала вдоль берега, потом выскочила на деревянный мостик и разделилась. Мы пошли по той, которая уходила наверх. Наша тропинка завела нас высоко-высоко и выскочила на осыпь. Перевал Шахрисазб сразу показался просто песочницей. Дрожа и покачиваясь при каждом неверном шаге, мы карабкались по козьей тропке вдоль склона по мелкой коварной сыпухе. Ледорубы и снаряжение ничего об этом не ведали и мирно похрапывали в рюкзаках. Кое-как добравшись до маленькой полочки возле двух арчовых пеньков, мы остановились, приходя в себя. С грустью мы наблюдали, как на оставленной внизу тропе бодро пробегает караван осликов. Все мы вспомнили слова писания, - «Низвергну вас с высоты и падете на лице свое, если не покаетесь». Мы как раз уже раскаивались в том, что залезли сюда.

«Вот и отлично», - сказал Илья, - «Самое время провести занятия по самозадержанию при срыве». Это была хорошая идея. Хорошие идеи всегда приходят в голову тогда, когда это действительно необходимо. Мы достали ледорубы, обмотали петли вокруг рук, и вышли на склон. «Теперь, срывайтесь», - скомандовал Илья. Кто-то упал животом на камни, кто-то ударился головой об пень, кто-то ободрал руки, кто-то едва не насадил себя на клюв ледоруба, а кто-то просто молча покатился вниз, смешно вскидывая руки и ноги.

«Отлично», - довольно сказал Илья, - «Теперь мы можем двигаться дальше». Это была наше первая горная тренировка.

С ледорубом было ненамного легче, но на наше счастье козам здесь тоже было страшно, и тропа потихоньку пошла вниз. Вскоре мы спустились обратно к ослиной тропе. Это тогда мы еще не знали, что ходить надо только там, где ходят ослы. Ведь теория Ослоальпинизма только начинала разрабатываться, и ее автор, Юра, еще не был готов обнародовать результаты своего исследования.

Через пару километров ослиная тропа тоже пошла в гору, по арчовому лесу с настоящими деревьями. Причем довольно круто вверх. Тут выяснилось, что всем надо мерять свой пульс. Причем по возможности почаще. Ведь это так важно. Тяжело пыхтя, мы поднимались от дерева к дереву, приседая под каждым стволом и многозначительно хватаясь то за запястье, то за шею, а то и просто без всяких затей сразу за сердце. Поднимались мы все выше и вдруг услышали крики «Мерси, мерси!».

Нам навтречу бежала толпа ребятишек. «Мерси, мистер, мерси», - кричали они, и мы поняли, что русские тут не первые.

Среди девочек было две остриженных наголо, для удобства жизни на природе, и они сразу подружились со Светой, чья прическа была в точности такой-же.

Дети привели нас к таджикской летовке, где мы сразу были окружены множеством таджичек разного возраста, детьми, собаками, коровами, и вообще таким гостеприимством и вниманием, что захотелось сразу поесть.

Нас пригласили в дом, то есть в крытую ветками арчи темную каменную хижину, где на огне уже кипятился чай, в железном кувшине времен бухарского эмирата. Мы расселись в кружок рядом с хозяйкой и ее сыном. В дверном проеме расположились несколько женщин, два десятка детей, два бычка, здоровенный пес и еще кто-то пыхтел за стеной. Всем было интересно. Пока Леша, известный знаток таджикско-ваханских диалектов пытался объясниться с хозяйкой, мы уминали тарелку за тарелкой простоквашу, лепешки и зеленый чай. То и дело Леша пытался заглушить наше чавканье сбивчивым: - «Рахмат, рахмат (спасибо)!», но бесполезно, мы и сами уже научились говорить рахмат, не вынимая ложку изо рта.

«Где ваши мужчины?», - спрашивал хозяйку Леша на русско-таджикско-афганско-готтентотском диалекте, - «В горах?».
«В горах, в горах, в Москве, на стройке», - отвечала хозяйка на русском языке.

Когда мы съели простоквашу и лепешки, перед нами поставили еще столько же. Мы сказали, - «Спасибо, нам надо идти», но по-таджикски получилось, - «Рахмат». Поэтому мы остались и съели второе угощение. Тогда перед нами появились еще тарелки с простоквашей и лепешки. Некоторые из нас стали беспокойно осматривать дверной проем, оценивая его ширину, но всех выручила Света. Она съела еще пару тарелок простокваши и многообещающе облизнулась. «Настоящая таджикская девочка», - довольно объявила хозяйка, глядя на пустые тарелки и на Светину горную прическу, и поставила перед Светой еще одну тарелку. Стало очевидно, что пора уходить.

Раскланявшись, мы вышли наружу. Тут каждый нашел себе дело по душе: Леша отбивался от предлагаемых на дорогу лепешек, Юра фотографировал детей, телят и ослов, Вася снимал на камеру, как Юра фотографирует детей, телят и ослов, Света с таджичками пряли шерсть на деревянном веретене, Марго с какой-то девочкой тискали кошку. Илья увлеченно объяснял некой молодой особе, как действует оставляемое им лекарство от зубной боли для заболевшего маленького мальчика, и о том, почему это лекарство ни в коем случае нельзя давать детям. Растроганная Наташа раздавала детям шоколадки, а Илюха с удовольствием поедал лепешки, от которых отказывался Леша. Вобщем, все чувствовали себя как дома. Наконец, утолив жажду общения, обитатели летовки отпустили нас, мы попрощались и двинулись дальше в горы.

Около часа мы шли наверх. С нами бежали два мальчика, вызвавшиеся показать нам тропу до родника. Возле источника мы встали на сиесту. Начиналась полуденная жара, время, когда голова кружится от горячего воздуха и кожа обгорает раньше, чем успевает высохнуть крем от загара. Мы раскинули тент, и разлеглись. Мальчики проводники с интересом наблюдали за тем, как разлеглись Марго, Света, и Наташа, и иногда на то, как Илья раскладывает портативную солнечную батарею для подзарядки спутникового телефона (да, да, у нас была и такая техника).

Отдохнув, мы собрались, порощались с мальчиками-проводниками, подарили им деревянную разделочную доску (да, да, у нас была и такая техника тоже), они подрались, победитель убежал с доской вниз, проигравшему сердобольная Наташа дала шокололадку, и мы двинулись вверх по долине. Впереди уже был виден перевал, вселяющий в наши коленки дрожь - перевал Тавасанг сложности нк.

Мы ползли как улитки. Первый перевал дался нелегко, особенно нелегко далась борьба с мыслью скинуть рюкзаки и сбросить их под копыта весело бегающих по склонам коров из летовки. Наконец, мы вылезли на седловину. Ветер едва не сбросил нас обратно. Смотреть с перевала на крутой спуск впереди было страшновато. Но мы собрались с духом, оглядели горные хребты вокруг, понимающе покивали Илье, - «Да, да, конечно, вон по той снежной вершине в облаках будет совсем легко подняться, никаких проблем!», и пошли скорее вниз.

По тропинке, падающей серпантином в долину, мы спускались быстро, и вскоре уже стояли у подножия, на зеленом лугу. «Давайте собирать дрова», - сказал Леша. Мы безропотно облазали на четвереньках все тропинки, и собрали целых две полных горсти веточек и сухих травинок. «Отлично, прекрасно», - сказал Леша, и мы действительно ухитрились сготовить на этой куче дров котелок недокипяченого чая и еще полкотла недоразведенного картофельного пюре. Вкусно поужинав, мы легли спать. Утром предстоял путь к маргузорским озерам.

 

 

 

День третий, опасное купание


Ночью всем снились сны о лесах и буреломах, о ветках и толстых сучьях, о сухих пнях и смолистых сосновых стволах, о березовых полешках и сосновых стружках, словом, о дровах. Но утром ничего этого мы не увидели, готовить завтрак было не на чем, и мы просто пошли вниз, слушая как урчит некормленое брюхо.

Вскоре мы увидели сверху синее блюдце первого Маргузора. Целых два часа мы спускались к нему по горам и широко раскинувшемуся по склонам кишлаку. Наконец, мы подошли к воде огромного озера. Тут мы сытно поели, точнее, выкинули полкило протухшего бекона и пожевали уполовиненные кусочки сухой как тряпка копченой колбаски. Нам предстоял подъем на перегородивший долину обвал (или огромную морену).

На жаре подъем был тяжел. Словно верблюды в пустыне мы обрадовались, когда вылезли наверх и увидели бирюзовую гладь верхнего озера Маргузор. Все бросились купаться, стираться в ледяной воде. И только дежурные, словно грустные верблюды, поплелись собирать колючки для обеденного костра на берегу. И еще Илюха, охваченный смутными предчувствиями, стоял тоскливо на берегу и старался не смотреть на воду.

Возле своих вещей мы разложили пустые пластиковые бутылки, в которые набирали воду на дневной переход. Был сильный ветер и бутылки весело катались по берегу. Одна из них вскоре упала в озеро. Ветер понес ее от берега. Увидев это, Вася, в ужасе, что чистота Маргузора будет навеки испорчена полиэтиленом, бросился в воду, догнал бутылку и выбросил ее на берег, проклиная сразу всех – и бутылку, и ветер, и ледяную ледниковую воду озера, и учительницу экологии, и себя за то, что полез за бутылкой. «Больше не полезу туда», - сказал Вася, и Илюха, охваченный еще более смутными предчувствиями, совсем загрустил.

После обеда все сытые и довольные разлеглись под тентом. Вдруг, ветер подхватил еще одну бутылку, сбросил ее в воду, и быстро понес прочь от берега. Кто поплывет в этот раз? Смельчаков не нашлось, а пока выясняли, кто бы мог им стать, бутылку отнесло еще дальше. Тогда Илюха, охваченный уже совсем невыносимо смутными предчувствиями, обреченно вздохнул, скинул одежду и прыгнул в озеро.

Он плыл и плыл, а ветер относил бутылку от него в озеро. Сначала Илюха плыл быстро, мощно, широкими размашистыми гребками. Бутылка не сдавалась. Потом Илюха стал плыть медленнее. Бутылко тогда тоже замедлилась - завлекала. Илюха еще какое-то время плыл как человек, но вскоре стал захлебываться совсем по-собачьи. Бутылка по-прежнему была в нескольких гребках у него перед носом.

Народ на берегу начал волноваться. Все выбежали к воде и стали кричать, - «Давай назад уже». Но Илюха продолжал плыть дальше, его руки уже совсем не показывались на поверхности, а голова часто и надолго погружалась под воду. Бутылка была уже на середине озера.

Вдруг голова Илюхи повернулась, и все увидели, что он пытается плыть назад.

Некоторое время он пытался плыть молча, но потом ветер донес его крик, - «Вася, плыви ко мне!». Несколько томительных секунд прошло, никто не тронулся с места. Тогда ветер принес полный отчаяния и ужаса хриплый крик, - «Вася, плыви ко мне!». Всем вдруг стало жарко, а как стало Илье, думать даже не хотелось.

Вася полез в воду и поплыл навстречу. Скоро стало ясно, что он замерз. Он подплыл к Илюхе и стал его подталкивать к берегу (так он потом об этом рассказывал), но со стороны это выглядело так, будто он виснет на нем, чтобы не утонуть самому.

Мучительно медленно они продвигались к берегу. Тогда Леша решил, что настал его черед. Он схватил в одну руку пустую бутылку, а в другую судушку, чтобы держаться за них и не утонуть, и прыгнул в воду.

Он кое-как доплыл до Илюхи и предложил ему эти средства спасения, но тот отмахнулся от него как черт от ладана. Но Леша не расстроился и предложил пенку с бутылкой Васе. Тот доверчиво схватил подарки, но сразу утратил способность толково грести руками, и начал тонуть.

Но, к счастью для всех, берег был уже близко, и можно было нащупать дно ногами. Прошла еще минута, и все выбрались на берег.

Илюха и Вася покачивались и чего-то мычали, их била дрожь и разбирал до костей сиплый кашель. Их обтерли конденсатником, влили в рот пару капель медицинского спирта и попросили расслабиться.

Вобщем, сиеста продолжалась как всегда, спокойно и безмятежно. Все дремали на ковриках под тентом. Вася с Илюхой стучали зубами под горой спальников и курток и ползли из-под тента на солнышко. Трое пацанов из нижнего кишлака тайком подбирались через кусты поближе – поглазеть на иностранцев. Какой-то мужик пришел и протянул маленькую охапку веток для костра, а потом попросил подарить ему фонарик, однако столь выгодная сделка не состоялась, мы были не в духе.

Наконец, пора было двигаться дальше. Мы прошли вдоль берега озера и начали подъем в боковую долину, ведущую к хребтам Гиссара и перевалу Сарымат Западный. После быстрого перехода по жаре Вася и Илюха перестали дрожать, сожрали по две пачки аскорбинки, и повеселели.

Под вечер мы были уже высоко в горах, но никак не могли найти место для стоянки. Единственное ровное место нашлось на огороженном каменной оградой сенокосном огородике, который сиротливо расположился на склоне горы. Мы собрали кучки сена, разложенные для просушки, и поставили палатки. Высоко на горе над нами сидели три таджички и два маленьких мальчика. Эти двое последних отважились потихоньку приближаться к лагерю, и даже подойти к ограде, принеся пару веток для костра. Тут их схватили, передали девчонкам, и начали лечить – старшему промазали порез на руке, а младшему измазали обветренные губы кремом от загара, после чего Леша на своем персидско-кучуанском диалекте начал выпытывать у них, откуда они и далеко ли до перевала. В конце концов, их напоили чаем, вручили два пакетика сухих супов, и отпустили. Пацаны скрылись за камнем, послышался хруст и чавканье, и из-за камня на тропинку упал обрывок супного пакетика.

Это настроило нас на определенный лад, мы собрались вокруг рюкзаков и извлекли Светин съедобный сюрприз. Первый кусок по правилам должен был достаться тому, кто угадывал что внутри.

Мы стали исступленно нюхать обернутый полиэтиленом сверток и щупать его, мять руками так, как мнет только младенец материнскую грудь. Потом, не выдержав, Света сама начала разрывать зубами обертку, судорожными движениями разматывать скотч. Наконец, из маленького свертка на лунный свет были извлечены – сушеные дыни, вяленые бананы, чуть подсушенная курага, жевательный мармелад, сушеные персики, конфеты, печенья, жвачки и два чупа-чупса. Мы были по-настоящему счастливы в тот день.

 

 

День четвертый, через перевал Сарымат-Западный


Наутро (утро у нас начиналось в четыре часа утра, когда небо даже не светилось рассветом на горизонте) мы собрали палатки, аккуратно разложили по своим местам кучки сена, и вновь двинулись вверх. Свернув в боковую долину мы увидели летовку, откуда приходили вчера пацаны. Возле летовки толпились козы и бараны, а выше в долине бродило стадо коров под присмотром двух женщин. Когда мы подошли к ним, Леша стал на Фарси-нунатакском диалекте спрашивать о дороге к перевалу. Что означала его фраза на таджикском дари мы не знаем, но таджички махнули руками в сторону гор, почему-то смущенно захихикали и стремглав помчались вниз, закрывая лица платками.

Зато коровы не были так застенчивы, а один бык и вовсе лез целоваться к Юре, который ласково называл его Буренкой.

В сопровождении стада мы двинулись дальше, и началась морена. Коровы сразу повернули назад, но у нас выбора не было, надо было лезть дальше. Как говорится в писаниях, - «Кто познал что такое морена, тот никогда не захочет познать это еще раз». Мы шли час за часом по тянущимся бесконечно развалам камней и глыб, спотыкаясь и прыгая с глыбы на глыбу. Моренные гряды уходили все выше и выше, и как только мы влезали на один гребень, перед нами поднимался следующий. Только к трем часам дня мы вылезли к небольшой галечной площадке, выше которой начинался крутой подьем к подножию ледника. Мы решили, что там наверху будет холодно, и разбили лагерь тут, на площадке. Вокруг уже не было ни кустов ни травинок, ни таджикских пацанов с хворостом, а только камни и лед, поэтому мы в первый раз приготовили еду на газе. Рядом включили воду. Сухие понижения между гряд вдруг заполнил бурный мутный поток с ледника. Мы с опаской смотрели на нашу площадку, которая явно была руслом такого-же ледникового потока, но с нашей стороны появился только маленький ручеек, где мы нацедили себе воды на ужин.

Наверху поднимались вершины Гиссарского хребта. Часть перевалов на нем ведут в Узбекистан, власти которого, опасаясь моджахедов, заминировали эти перевалы, закрыв дорогу в страну. Но, как мы уже знали, моджахедов в Фанских горах нет, все они работают на стройках в Москве.

На закате мы вышли на небольшой снежник и, весело хохоча, по-пингвиньи съехали вниз. Это была наша вторая горная тренировка. Теперь мы чувствовали себя достаточно опытными, чтобы преодолевать любые перевалы.

Перед ужином мы привели себя в порядок: подогнали кошки и петли ледорубов, подтяжки касок, обвязки («лифчики и трусики»), перепаковали рюкзаки, подшили бахилы и занялись всякими мозолями на ногах.

Утром (в три часа ночи) мы проснулись, собрались, позавтракали, залепили мозоли на ногах пластырем (Леша почему-то залепил лицо), и двинулись на ледник. Это было интересно, впервые оказаться на леднике. Под металлическими зубьями кошек хрустел лед и камни, иногда под ботинками растекались лужицы воды, которые после восхода солнца превратятся в ручьи, бегущие по грязному телу ледника вниз.

Наконец, мы подошли к взлету на перевал Сарымат Западный. Обвязавшись в три связки, мы начали одновременный подъем по крутому снежному склону. Рассветное солнце осветило снег, когда мы были на середине. Перед нами протянулась неширокая ледниковая трещина – берг, перешагнув которую мы оказались на ледовом склоне. Увидеть здесь лед вместо снега мы не очень-то ожидали, но, ввернув один ледобур и подстраховавшись, продолжили подъем и вскоре две связки благополучно были наверху, на скалистом гребне. С третьей связкой, в которой шли Леша, Илюха и Юра, все было не так просто. Они были заняты тем, что украшали склон десятком ледобуров, застраховав себя так, что едва могли двигаться. Когда они, наконец, поднялись на перевал, друг с другом они уже не разговаривали.

Немного болела голова и мутило - на этой высоте начинала чувствоваться горная болезнь. Зато мы наслаждались панорамой гор. Вокруг сверкали снегом вершины Гиссара, яркое солнце согревало нас и вселяло благодушие. Мы разворошили тур и сняли записку предыдущей группы, оторая гласила, - «Настроение у всех радостное, солнечное». Мы написали свою в том же духе, съели наше праздничное перевальное угощение, чтобы отметить взятие новичками перевала сложности 1Б - холодную тошнотворную кислятину из раздавленных со снегом ягод смородины, и двинулись вниз. В этот момент на наш спутниковый телефон пришла грозная смска от идущих смежным маршрутом вестровцев, прошедших этот перевал двумя днями ранее – «Наташа улетела вниз головой, СЫПУХА!!!». Мы призадумались.

Перевал Сарымат Западный с одной стороны снежно-ледовый, а с другой осыпной. По это сыпухе нам и предстояло спускаться. Кое-как, стараясь не бросать друг на друга камни, нервно озираясь на товарищей, и снова глядя круглыми глазами вниз, мы слезли к началу следующего ледника – на другой уже стороне хребта. Там мы про себя взблагодарили небеса за спасение, а вслух от души посмеялись над слабачками из вестры, которые летают вниз головой и всего боятся, и пошли вперед.

Здесь ледник был ровный как стол и тянулся далеко-далеко в долину. По растопленной солнцем поверхности бежали сотни ручъев и речек. Мы прошли вперед пару километров, спустились вниз по краевому скату ледника и вышли на морену. Под развалами камней еще некоторое время виднелся лед, но вскоре ледник совсем пропал и мы двигались дальше по хаотичному нагромождению глыб. Это было даже тяжелее, чем подъем по морене на северном склоне. Скоро мы стали спотыкаться и падать, но самое главное, мы не видели окончания морены и выхода в главную долину реки Казнок. Измучившись, мы вышли на гребень и увидели, как вниз круто падают осыпные моренные склоны. Сразу стало понятно - вот это как раз и есть та самая «СЫПУХА!!!» большими буквами, на которой летают вниз головой опытные горники.

Мы пошли вниз, и стало не до шуток. Тут мы все сразу вспомнили слова смсного писания, - «Да не ступит нога твоя на СЫПУХУ, и не улетишь тогда головой вниз». Потихоньку мы теряли дух, сначала был проклято чудовище – «человек с пластырем налице» - Леша, как руководитель группы, потом был проклят Илья, как опытный горник заведший всех в это гибельное место, а потом Юра заявил, что даже ослы тут не ходят.

 

Это уже было выше наших сил. Но склон был так крут, что остановиться мы все равно не могли, поэтому в конце концов мы благополучно спустились к подножию краевой морены. Перед нами раскинулась широкая долина и величественные склоны, украшенные снежными коронами и сверкающими лентами водопадов. Мы дошли до бурного ручья и остановились. Здесь впервые было попробовано на вкус наше сало, и столько, сколько его было съедено в тот день, мы не ели никогда в своей жизни.

Наевшись сала и отдохнув, мы перешли речку, прошли еще час по долине вниз, и встали на уютной засыпанной овечьими какашками старой стоянке чабанов. Среди какашек мы насобирали веточки арчи, приготовили ужин, снова поели сала, и легли спать. В этот день мы заслужили наш сон.

 

День пятый, к продуктовой заброске 

Позавтракав и собравшись, мы бросились вперед. Еще бы – в конце дня мы рассчитывали выйти к нашей продуктовой заброске. От нее нас отделяли 22 километра. Зато каких! Все по ровной, хорошо набитой тропе вниз по долине Казнока.

Мы неслись как ветер, останавливаясь только чтобы поболтать ногами в воде реки (это чтобы не было мозолей), и один раз для того, чтобы отряхнуть Марго от пыли, когда она, весело хихикая, свалилась в пыльную яму на тропе. Впереди открывались все новые отроги гор.

Мы пробежали большую летовку, помахали руками ее обитателям и помчались дальше. Километры оставались позади. Ничто не могло нас остановить. Но вдруг все изменилось. Ребята, набрав темп, уходили все дальше, а девушки почему-то остановились как вкопанные. Перед ними на кустах висели такие красненькие, такие интересненькие ягодки. Забыв слова писания, - «По грехам жены наказаны вы, ибо поддалась Ева искушению и съела запретный плод», наши девушки набросились на кусты и стали ощипывать ягоды дикой вишни. Прошел час. Потом второй. Девушки по-прежнему торчали у кустов. Сначала мы решили, что в этих ягодах содержится какой-то женский витамин, но вскоре это предположение пришлось отбросить, потому что к кустам полезли и парни. Причем Юра полез к другим кустам, с крупными желтыми ягодами эфедры. Стало интересней.

Мы провели у кустов еще час, пока, наконец, не утолили недостаток женских витаминов. Нам надо было двигаться дальше. Мы пробежали еще четыре километра и снова уткнулись в непреодолимое препятствие. В устье Казнока у дороги росло большое тутовое дерево. Девушки полезли наверх.

Мы сидели у дерева, пока на нем не осталось ни одной спелой ягоды шелковицы. Только тогда мы пошли дальше. До продуктов в заброске оставалось совсем немного. Наконец, впереди показались развалы камней. Мы остановились. Каждый представил себе картину одна другой ужасней. Вот, на рассвете, к продуктам подкрадывается огромный прожорливый медведь, отваливает камни, и радостно сжирает сгущенку. Вот, на закате, к продуктам подкрадывается дикий чабан, запускает руку под камни и вытаскивает колбасу. Вот, ночью, к продуктам вылезают полчища мышей, и, смеясь над глупыми туристами, уничтожают крупы и макароны. Вот, при свете дня, за час до нашего прихода, к продуктам слетаются клювастые птицы, но, понюхав отвратительный запах протухшей заброски, с презрением улетают прочь.

Сердце было не на месте, когда мы подошли к завалу камней. Но, о чудо, все было в порядке, все продукты были целы и совсем не протухли. Мы начали вытаскивать горы будущей пищи на свет божий, и тут Марго со Светой увидели далеко в долине грузовик с множеством людей. «О, это, наверное, туристов привезли», - радостно закричали они и побежали навстречу – дружить.

Пока мы трепетно доставали из-под камней продукты, Света и Марго исчезли. Забеспокоившись и приглядевшись к грузовику, мы поняли, что там вовсе не туристы, а таджики с мешками муки и всякой всячины. Илья забросил за спину рюкзак и пошел искать девушек. Только через полчаса он нашел их далеко внизу, они стояли в окружении таджиков, которые уже зазывали их в гости на ночлег. Марго и Света было решили, что это хорошая идея, но тут Илья вдруг нарушил дружеский диалог, схватил девушек под руки и увел обратно, безнадежно испортив всю вечеринку.

Гора продуктов была поделена между нами по-братски – десять килограммов каждому. От жадности тряслись ноги. С трудом мы несли груз через мост и наверх, на огород картошки над рекой. Там нас встретил некий мужик с женой, который гордо сообщил нам, что у него есть и вторая жена в кишлаке в горах, и что мы можем поставить палатки прямо в огороде. Мы вскипятили здесь чай, но от ночевки вежливо отказались, и поволокли наши рюкзаки дальше наверх, в долину, уводившую к главному горному узлу Фанских гор.

Ночевать мы расположились на уютном лугу, который питался водой из маленького арыка. Тут мы сбросили рюкзаки на землю, вывалили из них всю еду и стали ее пожирать, один ненавистный килограмм за другим. Леша метался от одного к другому, увещевая остановиться и задуматься о будущем. Но все было напрасно, ибо сказано в писаниях, - «И остануться глухи к мольбам твоим неправедные и чревоугодники».

Марго ела печенье, Света ела сгущенку, Наташа ела шоколадки, Юра ел курагу, Илья ел пряники, Илюха ел сало, Вася ел колбасу и бессовестно таскал из пакета сухари. Только Леша ничего не таскал и горько вздыхал.

Опьянев от такого количества съеденного и полной вседозволенности, мы решили, что еды все равно слишком много, и тогда целый пакет пряников и печенья был оставлен прямо на тропе – «таджикским детям», хотя каждый из нас догадывался, что главным бенефициарием в данном случае выступит тот самый двоеженец с картофельного огорода.

Праздник чрева продолжался. Когда уже ничего было невозможно в себя запихать, Илья взял вторую сумку с продуктами и понес ее отдавать «птичкам». Тут вдруг навстречу ему встал в отчаянии Леша и закричал не своим голосом, - «НЕ-Е-Е-Е-Т!!!». Пришлось отдать печенье.

Леша бережно взял пакет с печеньем, сел в сторонку, обиженно отвернулся от всех и заботливо упаковал печенье в свой рюкзак. Так спасена была эта крупица того богатства, которое уже через несколько дней снилось нам в голодных снах на снежных перевалах.

Наевшиеся и толстые как виннипухи мы легли спать, ах, какой это был день!

 

День шестой, к озеру Большое Ало

Наутро мы позавтракали сгущенкой и двинулись вверх по ущелью. Где-то через полчаса на тропе, взбирающейся над скальными обрывами, стали попадаться громадные мокрицы, которые толпами обступали ослиный помет и радостно его пожирали. Этот момент весьма заинтересовал Юру, который втайне от нас продолжал разрабатывать теорию ослоальпинизма. Пока он фотографировал сцены обжорства мы сами захотели поесть, и полезли к кустам дикой вишни и эфедры. Это не довело до добра. Когда мы двинулись дальше, мы потеряли тропу и сильно устали, двигаясь по неторному склону. Стали раздаваться первые недовольные реплики – хотелось уже перекусить чем-нибудь более существенным, чем ягоды.

Мы преодолели первый обвал и вышли к маленькому красивому озерку, где немного передохнули. Потом мы перешли по камням глубокую речку и пошли дальше – то есть, мы перешли, а Юра, задумавшийся о специфике поведения ослов на горных тропах, свалился в воду. Он погрузился по самую панамку, потом очнулся от дум, вылез, и, не обращая внимания на неудобство, побрел дальше, оставляя позади себя мокрый след на камнях.

Так мы продвигались вверх по ущелью и все больше чувствовали, что зря оставили печенье на стоянке внизу. Начался новый крутой подъем на огромный обвал. Нагромождение каменных глыб казалось бесконечным. Снова стал попадаться ослиный помет. И тут, Юра, вдруг воскликнул, - «Я понял!». Мы посмотрели на него, нам казалось, перед нами сам Архимед, только что вылезший из ванны. «Я понял! Там где осыпи и обвалы, где ужасная высота и холод, где узкие тропинки над пропастью, всегда попадается ослиный помет. Это потому, что ослам тоже бывает страшно». Это было первое открытие в теории ослоальпинизма.

Взобравшись, наконец, на самый верх, мы увидели перед собой чудесный и совершенно ровный зеленый лужок, на котором так хотелось съесть шоколадку, что мы тотчас же исполнили. Дальше начинался арчовый лес и скалистый обвал. Порядком уже намучившись, мы преодолели и это препятствие и, наконец, увидели перед собой, но еще далеко внизу, бирюзовое озеро Большое Ало, окруженное отвесными стенами гор. Мы полюбовались видом этого красивейшего озера Фанских гор, потом начали спуск и уже через полчаса окунались в холодную как лед воду. Потом мы собрали в кучу ржавые консервные банки альпинистов советского периода, в изобилии разбросанные по берегу, поужинали и легли спать.

День седьмой, первая непогода

Утром мы опять искупались и двинулись вверх по ущелью с левой стороны озера.

Путь был снова тяжел и голоден, снова начался тихий ропот – где наш перекус и почему мы, интересно спросить, не можем распоряжаться едой по своему усмотрению? Хотелось шоколадки.

Мы шли и шли, а за нашей спиной вверх по ущелью поднимались серые рваные облака. Сначала мы их не замечали, но, когда скрылось солнце, мы стали беспокойно оглядываться. Опасения наши оказались не напрасными. Очень скоро стало холодать, поднялся ветер, а потом вдруг пошел дождь. Мы посмотрели на часы, было ровно 12:00.

На наше счастье, посреди ущелья торчали две прислонившиеся друг к другу огромные скалы. Мы залезли под них и укутались все вместе тентом как одеялом. Внутри мы, конечно, принялись есть. Чем больше мы ели, тем выше поднималось наше настрение, пока, наконец, Марго со Светой не запели всякие веселые песенки. Уходить не хотелось, но пришлось, ведь нам нужно было успеть выйти к началу подъема на перевал Чимтарга.

Нехотя мы вылезли из-под скалы под неприятно моросивший дождь и двинулись вперед. Темные склоны вокруг выглядели довольно мрачно, иногда сквозь туман над нашей головой мутно проглядывали снежные вершины – мы были уже довольно высоко в горах. Под вечер, остановившись на ночлег, под холодным дождем мы растянули между палатками тент и разлеглись греться. И только Леша остался снаружи и раздавал по палаткам тарелки с едой и сало. Мы старались кушать с совестливым выражением на лицах, но получалось плохо.

Сморенные дневным переходом и подавленные непогодой мы скоро уснули. Утром предстоял тяжелый подъем на перевал, и каждый про себя надеялся, что наутро вновь выйдет солнце, ведь, в конце концов, мы были в солнечных среднеазиатских Фанах.

День восьмой, на перевал Чимтарга

Утром действительно проглянуло солнце, но вокруг него ехидно крутились все те же рваные серые облака, предвещая что-то не очень приятное на наш дневной переход. Делать было нечего – надо было идти на перевал. Набросив рюкзаки, мы пошли вверх.

Сначала подъем был пологий, по морене, но вскоре мы вышли к подножию огромной осыпи, над которой сверкал ледник. Где-то там был перевал, и мы начали карабкаться вверх. Чем выше мы карабкались, тем труднее становилось. Пора быо уже и пообедать. Сегодня у нас были индививдуальные перекусы, но они исчезли в животе так же быстро, как и общественные. Мы посидели, сладостно переваривая этот кусочек колбаски и две сухих урюкины, и совсем не заметили, как на часах появились зловещие цифры – 12:00. На камни упали первые капли дождя, потом поднялся ветер и пошел дождь со снегом. Нам было неприятно.

Посидев немного и дождавшись пока туча прошла дальше в горы, мы двинулись вперед. Правда, не всегда это получалось именно вперед. Кое-где осыпь была живая и мы быстрее ползли вниз, чем вверх. Потом мы увидели скальный карниз и широкий кулуар, по которому иногда (но скаждым разом все чаще) катились камни. Пройдя мимо памятной таблички, привинченной к скале под карнизом, мы вышли на кулуар. То и дело поглядывая вверх, мы поспешили поскорей пройти это место, чтобы сделать привал на перегибе склона. Дальше снова начиналась опасная осыпь под скальным уступом, тянувшимся далеко вверх, почти под самый перевал. Справа, на противоположных склонах, лежал грязно-белый язык огромного ледника, над которым клубились облака, закрывая вершину Энергия, куда мы и собирались в конце концов выползти. Но впереди еще тянулся долгий подъем.

Чтобы не идти по открытым участкам, где по мокрым осыпям катились камни, мы начали подъем под укрытием скального уступа. Но это было слишком тяжело. Камни, ожившие под таявшим снегом, сползали под ногами, не давая продвигаться вперед. Измучившись, мы остановились, тоскливо глядя вперед.

«Мы пойдем наверх по осыпям», - мрачно сказал Илья, - «Но без остановки на привалы, иначе попадем под камни». Мы спустились ниже, на осыпь, и пошли наверх. Это был самый тяжелый переход нашего похода, а для многих – всей жизни. Мокрые камни уползали из-под ног, сверху грохотали камнепады, пот застилал глаза, дыхание сбилось. Но мы спешили вперед. Час, может быть два, мы непрерывно ползли к перевалу. Конец нашим мучениям настал, когда мы выбрались на каменистый уступ. Шел снег, вьюга заметала осыпь внизу, где мы только что прошли, но мы ничего не замечали, валяясь на камнях и оглядываясь вокруг полубезумным взглядом. И только Марго со Светой, весело напевая все те же глупые песенки, убежали к перевалу, до которого, казалось, уже рукой подать. Нам тоже тогда захотелось разучить эти глупые песенки, которые так помогают в горах.

Перевал был близко, но мы шли к нему еще полтора часа, в снегу и тумане. Оказавшись на ровной площадке, мы поняли, что оказались, наконец на самой седловине перевала – вокруг висел непроглядный туман и мокрый снег летел в лицо сразу со всех сторон. Мы спустились на десяток метров вниз, на другую сторону перевала и принялись расчищать площадки под палатки, разрывая мокрую грязь и камни ледорубами, кошками, замерзшими пальцами. Мы поставили палатки в грязных лужах и снова растянули между ними тент. В тумане вдруг послышались голоса, и навтречу нам, с другой стороны перевала, один за другим поднялись вестровцы, такие же уставшие, с таким же желанием залезть скорей в палатку.

Мы поели, сидя в тепле и уюте наших палаток, пока Вася разносил еду снаружи. Мы снова попытались кушать с совестливым выражением на лицах, но снова получилось плохо – тут было не до этого.

Поев, мы залезли в спальники и заснули, точнее, те из нас, кого не мучила горная болезнь – мы находились на высоте 4500 метров.

Из темноты снаружи доносились веселые голоса – это вестровцы отмечали подъем на перевал.


День девятый, подъем на Энергию

Мы хотели встать в 4 утра, но смогли подняться только в полшестого. Пока мы готовили и тщательно жевали в палатке завтрак, вестровцы проглотили утренний паек, ловко обулись в ультрамодные гламурные кошки и устремились наверх. Мы мрачно напялили на ноги недосушенные носки, вылезли, натянули бахилы, нацепили скрипящие советские кошки, обвязались обмотками и поспешили наверх, где в голубом небе величественно и немного страшновато возвышалась белоснежная вершина.

До 12:00 нам оставалось всего 4 часа…

Но пока погода была просто прекрасная – солнце ослепительно сияло, ледяной ветер яростно задувал на перевале, мороз пробирался в сырые носки. Впереди возвышалась снежная Энергия, а позади, с другой стороны седловины, скала над скалой поднималась невообразимая глыба Чимтарги. С перевала мы прошли по скальному гребню, и вышли на взлет к вершине Энергии. Дальше нас ждала легкая прогулка по плотному снегу, в теплом целебном воздухе Фан. Так следовало из маршрутной книжки.

Но из того, что мы увидели, ничего такого не следовало. Склон бы ледовым, прикрытым обманчивым тонким слоем снега. Ветер усилился до того, что грозил перебросить через гребень горы, туда, где тянулась пропасть вертикальной стены северного склона, до которой было всего пара десятков шагов. Мороз уже высасывал всякое тепло из ног и рук. Начали вешать перила. Стало забавно, кто-то наверху дважды улетел вниз на веревочке, лопнул ледобур, да и мы не скучали, занимались балетом – то и дело помахивали ногами в воздухе. Выбора не было, или ты балерина, или обмороженный. Потом, на одном из изящных па, сорвался Вася. Он пролетел пару десятков метров, зацепился ледорубом, улыбнулся тем, кто с интересом наблюдал за ним сверху, потом посмотрел вниз, на падающую вниз к далеким долинам поверхность ледника, почему-то сразу перестал улыбаться, и, странно посинев лицом, поспешил выползти обратно к людям.

Народу на склоне было шестнадцать человек, вешали перила двое, и остальным ничего не оставалось, как медленно коченеть на ветру. Веревка за веревкой, медленно-медленно, осторожно подтягиваясь на обледеневших скользящих жумарах, мы продвигались наверх. Сначала повесили белую веревку, потом толстую, потом пеструю, потом серую, потом черную, потом рыжую, потом зеленую. На пик стали налетать тучи, под капюшон порывами били заряды поземки, ноги совсем замерзли, лед под ногами уже даже не скрывался под снегом, веревки вешались все медленнее, советские кошки разболтались и слетали с ботинок как раз там, где хотелось иметь кошки даже на руках и стальные ледовые челюсти впридачу.

Но вот, шаг за шагом, мы преодолели самый крутой и опасный участок, обогнули скальный выступ, и в мутном сером тумане увидели перед собой вершину горы. Оставалось совсем чуть-чуть.

Мы пролезли вверх по последней веревке, и, вот она – вершина! Энергия под нами. Сейчас ударит страшный безумный ветер, и мы все улетим в пропасть на другой стороне горы!

Но какое-то странное ощущение овладело нами, было тепло и тихо. Ветра почему-то не было, туман заволакивал вершину. Ноги в мокрых ботинках потихоньку откисали, мы согревались. На вершину, ковыляя на развязанной кошке, вылез Юра, огляделся вокруг, рассчитывая полюбоваться невиданной красотой гор и долин под нами. Но вокруг была только непроглядная облачная пелена. Даже Ежик в тумане мог бы рассчитывать на большее. «Такое я и в Подмосковье мог посмотреть, если дыма напустить», - разочаровано произнес Юра, и мы сразу начали спускаться. На часах появились цифры – 12:00.

И тут началось ТАКОЕ, что Юре точно не удалось бы посмотреть и почувствовать в Подмосковье. Резкий ветер поднял колючую поземку, тучи закрутило как рваные тряпки, все тепло разом сдуло и мороз вновь взялся за свое дело – замерзли руки, ноги, лица. Пошел снег, и, вдруг, над головой прогремел гром. «Ой!», - сказал Юра, - «У меня электрические разряды по каске гуляют!». Началась снежная гроза. Тут оставаться мы больше не хотели. Мы быстро встегивались в веревки и ехали вниз.

Первыми спускались вестровцы, мы за ними, последними спускались Илья и Лена, снимая веревки. Какое-то время все было прекрасно, семь веревок уже висело под нами, нужно было только успевать перестегиваться и спускаться по следующей: Зеленая, Рыжая, Черная, Серая, Пестрая, Толстая … А где Белая… Где белая веревка, самая нижняя? А ее смотали и утащили вниз вестровцы. Конец толстой веревки болтался над ледовым склоном, по которому ковыляли вниз или ехали вестовцы. Илюха начал спускаться, полагаясь на ледоруб и разболтанные облипшие кошки, а Вася, Юра и Леша навесили одну из снятых уже веревок и спустились к началу скального гребня. Но это заняло время, а пурга уже завывала не на шутку.

«Бежим!» - крикнул Леша. В этом возгласе было столько силы, что мы побежали. «Куда мы бежим?», - спросили мы Лешу. «Вниз, вниз – гроза идет, на гребне молнии – видели, сколько там табличек?» Мы не видели, но верили Леше – в его взгляде из под налипшего снега было столько правды! Мы бежали вниз и вниз по леднику, топая на слипшихся сугробах, в которые превратились кошки и бахилы. Наверху грохотало, серые склоны пропали в снежной пелене, небо и земля поменялись местами.
- Где наш лагерь, куда нам идти?
- Туда!
- Нет, туда!
- Вниз!
- Может, вверх?
- Где верх?

Мы уже плохо различали друг друга в снегу, но вопрос был интересный, хотелось продолжить дискуссию.
- Давайте, пока следы на гребне не замело, наверх!

Мы поднялись на пару десятков метров, и неожиданно вышли на маленькую седловинку на скальном гребне. Вокруг ничего не было видно, кроме стены падающего снега. Зловеще завывал ветер и разносились раскаты грома, Юрина каска шевелилась.

Зато по середине седловинки по снегу тянулась полузанесенная цепочка следов. Мы были вполне счастливы.
- Ладно, давайте по гребню, побежали!

Как снежные человеки, мокрые и засыпанные снегом, мы побежали дальше. Через сотню метров пурга закончилась и впереди, сквозь поредевшее облако, мы увидели две наши желтые палатки. Когда мы спустились к седловине перевала и скинули на землю ледорубы и веревки, тучи рассеялись, и выглянуло солнце. Снег на лицах сразу растаял, и мы просветлели, - «Ура, мы взошли на наш первый пятитысячник!» В солнечных лучах Энергия предстала перед нами во всей своей белоснежной красе. Мы немного полюбовались, потом сняли кошки, юркнули в палатки и принялись за еду. В этом мы были очень сильны.

В пять часов дня вестровцы собрали лагерь, и ушли вниз по осыпям, которые мы преодолевали вчера. С ними ушли Илья, Света и Марго. Им предстояло обойти и с соседнего перевала Мирали покорять самую высокую гору Фан – Чимтаргу, неприступная скальная стена которой возвышалась сейчас над нами.

Оставшись одни, мы сбились в кучку в палатке вокруг горелки, поели печенье и аскорбинки, мечтательно помяли в руках кульки с продуктами, и залезли в спальники. Сон наш был глубокий и спокойный, и где-то в звездной темноте над нами высилась наша первая Гора.

 

День десятый

Мы впервые спали столько, сколько хотелось, и встали необычно поздно – в восемь часов утра. Небо было безоблачным, на перевале стыла во льду оставленная вестровцами гитара, лениво готовился на горелке завтрак. На соседнем хребте сверкали белые пики. На один из них, самый высокий, с названием Замок, нам предстояло залезть уже завтра. Мы дружно расстроились – как же так, чтобы туда залезть, придется сначала спуститься на километр вниз, а потом сразу набрать полторы тысячи метров вверх. Было очень грустно смотреть с высоты нашего первала на казавшиеся такими маленькими долины внизу и крутые скалистые склоны и ледники Замка наверху над ними.

Повздыхав, мы поели, собрали рюкзаки и двинулись вниз. На северной стороне перевала шла набитая тропа, по которой навстречу нам на подъем прошли трое альпинистов из лагеря внизу – у подножия Энергии торчала большая палатка, где жили французы и узбеки-проводники. Отсюда начинался обжитый туристами район Фанских гор.

Мы спускались очень быстро, выскочили с ледника на морену и тут встретили парочку в трико. Остановившись поболтать, мы выяснили, что женщина в трико это сотрудница посольства Соединенных Штатов Америки, а мужчина в трико, это ее русский проводник, знатный альпинист, облазивший все окрестные горы.

«Уже 10:30, через полтора часа наверху будет очень плохо», - сказали мы им. «Знаем, поэтому мы очень спешим», - ответили они и приготовились идти. Но не тут-то было. Леша засыпал их расспросами о дальнейшем пути, об альпинистах и последних событиях в горах, а мы, чтобы не показаться этим симпатичным людям необщительными, добавили пару собственных впечатлений. Американка украдкой пару раз тоскливо посмотрела на пик Энергии, вокруг которого уже появились первые белые тучки.

Наконец, мы пожелали им успеха, с видом бывалых альпинистов показали на выскочившую из-за хребта первую серую тучку, и пошли вниз, где у подножия громадных морен и осыпей в широкой котловине призывно поблескивала грязно-бурая лужа. Это, как мы верно догадались, было озеро Мутное.

Через полчаса мы спустились к озеру, прочавкали вдоль илистого берега, залезли в нагромождение скал и устали. Все, мы никуда не хотели идти, хотели лежать на солнышке и сушить вещи. Мы вымерзли и вымокли на Энергии, и имели полное право на отдых. Напрасно Леша призывал нас пройти еще сто метров до стоянки, чтобы там решать, стоит ли вообще идти сегодня дальше. «Что за ерунда - мы высушимся, пообедаем, и сразу пойдем наверх, на Замок, чтобы до ночи подобраться к вершине как можно ближе», - отвечали мы, раскладывая по скалам палатку, спальники, носки, свитера, куртки, ботинки, носовые платочки и прочее.

Мы нежились на солнышке, разглядывая великолепную панораму окружавших нас гор и ледников, а на часах тем временем появились цифры 12:00. Пики Чимтарги и Энергии скрылись в тучах, в темных недрах которых прогрохотал гром. Облачная пелена расползалась во все стороны. Оплакивая судьбу несчастной американки в трико, мы стали заботиться о своем благополучии. Все мы вспомнили слова писания, – «Развезнутся хляби небесные и вода затопит землю и тех, кто не успеет собрать нажитое добро под тент». Быстро собрав все разложенные вещи, мы натянули между камней тент и спрятались под него как раз вовремя – на озеро Мутное обрушился ливень. Но ливень на Берегу озера это совсем не то, что метель на вершине. Разница была столь разительна, что настрение наше сразу улучшилось. Мы приготовили чай на газовой горелке (на этой высоте никакой растительности для растопки не было) и стали обедать.

За чаем мы весело болтали о судьбе несчастной американки и о том, как нам распланировать завтрашний подъем. С взятием Замка мы сразу закрыли бы вторую категорию сложности похода, и могли потом позволить себе отдых и совсем не идти на следующую третью вершину – невысокий скальный Алаудин. Все что нужно было сделать, это до завтрашних 12:00 подняться на полтора километра по моренам, осыпям, ледникам и скалам. Мы уже поняли, что завтра непогода после полудня придет по расписанию, и что идти сегодня под дождем, чтобы подобраться поближе к леднику, тоже не получится. Оставалось раскинуть лагерь, сразу уснуть (это просто), встать в два часа ночи, затемно пройти по моренам, с рассветом начать подъем на ледник к перевалу, и взять вершину до 12:00 или пересидеть непогоду под тентом где-нибудь в скалах, и подняться на Замок после обеда. После чего еще предстоял спуск и возвращение к Мутному до темна. Этот план предполагал нечто необыкновенное – полтора километра вверх и полтора вниз за полночи и световой день с пургой посередине. Мы чувствовали себя как генштабисты перед началом важнейшего и рискованного наступления.

Ливень шел три часа. Когда тучи разошлись, горы вокруг стали совсем другими. Словно мы попали сюда зимой – все хребты и склоны до самых подножий были покрыты белым снегом, с ледников и по осыпям к озеру падали потоки воды, все сверкало и блестело.

Мы собрались и перетащили все пожитки на сто метров дальше, на галечную площадку под скалами, где разбили лагерь. После этого мы стали готовиться к завтрашнему штурму – проверяли и подгоняли кошки, системы, веревки, собирали необходимое снаряжение для отсидки в непогоду – тент, газовую горелку, кастрюлю и еду. Вечером, когда мы уже собирались спать, к нам вышли мокрая американка в трико и ее проводник с дружественным подношением - сухим арчовым бревном. Выглядели они бодро. Мы предложили им чай, и они согласились. За чаем и разговорами мы провели долгие часы. Оказалось, они повернули назад с перевала как только на вершине прогремел первый гром, поэтому их застал только небольшой снег с дождем на спуске. Мы расспрашивали друг друга о том о сем, но самое интересное поведал нам проводник. Это была история про ослов, которых альпинисты переводили через перевалы третьей категории сложности ПО ПЕРИЛАМ, то есть надевая на ослов альпинистские системы, встегивая в веревки и заставляя преодолевать вертикальные склоны. Мы все представили себе, как ослы учаться работать с жумарами и ледорубами, а Юра так и вовсе был на седьмом небе от восторга. Так был открыт второй постулат теории ослоальпинизма - ослы способны преодолевать категорийные перевалы. Ну, а третий постулат был открыт нам проводником, которых сказал, что сами ослы очень не любят альпинизм и альпинистов, которые заставляли их лезть на перевалы пинками и некультурными терминами своего небогатого лексикона.

Ночью наши гости ушли вниз, к альплагерю, а мы легли спать.


День одиннадцатый. Восхождение на Замок

Через три часа сна мы вскочили, протерли глаза и при свете фонариков собрались к выходу. Было темно, но вершины хребта над нами серебрились в звездном свете. Мы начали подъем. Идти по осыпям в темноте оказалось не так уж сложно, и мы были уже далеко от палатки, когда начало светать. Шли без отдыха, всем хотелось поскорее наверх. С трудом преодолев крутую обледенелую осыпь вышли на каменистое плато, с которого начинался подъем на ледник, выползавший каким-то неестественным образом сбоку со склонов Замка и тут же, на плато и заканчивавшийся. Вся картина напоминала некое исполинское нагроможение мебели, и можно было почувствовать себя лилипутом у великанов на столе, на который из посудного шкафа вывалилось белое снежное тесто. На этом столе валялись две рыжие крошки. Приглядевшись, мы увидели, что это две палатки стоят на плато под самой горой. До них было довольно далеко, и мы сразу повернули к леднику. Вскоре стали различимы пять черных точек, суетливо и неуверенно копошившихся на леднике – видно, альпинисты, обитатели рыжих палаток. Мы бросились вдогонку.

Не надевая кошек, мы гордо взбежали по мерзлым осыпям у подножия ледника и карабкались по льду, торопясь все выше и выше, пока, вдруг, не поняли, что без кошек это стало уже невозможным. Мы хотели надеть кошки, но место было неподходящим – мы находились в кулуаре под обрывами Замка, и сверху иногода летели камни – снег на леднике здесь был испещрен следами прокатившихся обломков. Мы попытались уйти в сторону, на снег ледника подальше от ледового кулуара, но без кошек едва могли сделать шаг. Склоны под ногами были уже достаточно круты, чтобы спускаться без кошек тоже стало невозможным. Стоять на месте было нам нельзя – под куртки стал пробираться морозец, да и камни сверху не давали расслабиться и помечтать о чем-нибудь теплом. Роднялся ропот - мы были недовольны судьбой.

Пришлось все-таки попробовать проползти на ледник. Кое-как, согнувшись в три погибели и вцепившись в грязный лед всеми конечностями и ледорубом, мы сумели добраться до относительно безопасной ложбинки, где и начали переодеваться. Мало кому из нас доводилось когда-либо еще мерзнуть так, как в этот раз. В этой ложбинке мы задрыгли до той степени, когда полный отчаяния голос Наташи, - «Я умру сегодня!», не вызывал даже дружеской улыбки.

Кое-как мы надели кошки, обвязались веревками и двинулись в связках наверх, где на одной из трещин застряли пять черных блох – уже явственно неудачливых альпинистов из рыжих палаток. Стало чуть теплее – мы двигались, и солнце обманчиво выглянуло из-за туч, ласково согрев наружный слой синтепона на куртках. Вскоре мы увидели, как пять черных блох спускаются нам навстречу, жестами показывая на тучи, заволакивающие вдали вершины Энергии и Чимтарги – пока только вершины. На часах было ровно 11:30.

Через некоторое время сверхчеловеки из группы азимут и безвестные неудачники из Чехии встретились на леднике. Мы побеседовали, стирая замерзшие слюни с подбородков – мы на русском, они на чешском. Они рассказали нам о страшных непреодолимых трещинах, а мы им о том, что после 12:00 всегда начинается пурга, после чего чехи покивали головами в красных капюшонах и торопливо пошли вниз, опасливо косясь на белую пену на губах Леши - наверное, не догадывались, что это просто таблетка от зубной боли. Во всяком случае, так объяснял это нам сам Леша.

 

Нам очень захотелось присоединиться к этим чудесным людям в модных красных капюшонах и сломя голову нестись вниз, в рыжие палатки с горячим чаем и теплыми спальниками. Но сверхчеловеки не могли равняться на буржуйских слабаков, и поэтому мы, скрепя озябшие зубы, продолжили подъем на ледник.

То и дело мы беспокойно оглядывали небо и скапливающиеся над вершинами тучи, и предательские мысли сами собой закрадывались в голову. Если мы будем на леднике, когда наступит 12:00, всем нам придется узнать наконец, где в действительности зимуют раки среднерусских водоемов.

Злополучную чешскую трещину мы обошли слева, метрах в двадцати от того места, где поземка уже заметала следы отчаяния наших неудачливых предшественников. Дальше начинался крутой подъем над трещинами, и надо было вворачивать ледобуры и протягивать страховочные веревки. Мы вешали веревки одну за одной, а ветер становился все более сильным, все более холодным, все громче завывал он в ледниковых трещинах, все чаще из-за белоснежного склона выползали серые тучи, все быстрее неслись вихри поземки, и все чаще мы вспоминали, как выглядят удаляющиеся красные капюшоны со стороны затылка.

На часах появились цифры 12:00, серая мгла стремительно вырвалась из-за края ледника и поглотила нас.

«Нам конец!», - уверенно сказал Юра.

Поднялся ветер, солнце исчезло и мгновенно стало холоднее в сто тысяч раз. Мы не могли никуда деться, привязанные к веревкам и ледобурам ввернутым намертво в ледник. Медленно ползти наверх от ледобура к ледобуру – вот что оставалось. Или еще медленнее вниз, снимая все наши конструкции со льда. Но уподобиться буржуйским слабакам - нет, только не это! И мы продвигались все выше и выше.

Наступил, момент, когда вид ползущих наверх через снежные вихри Леши и Илюхи стал страшнее, чем завывания ветра. А потом они и вовсе пропали – метель скрыла их из виду. На нижней станции ожидали Вася, Юра и Наташа, коченея без движения.

- Я умру, умру сегодня, - в сотый раз сказала Наташа.
- Ты замерзла, ноги замерзли?
- Да пипец вобще, все замерзло!
- Вася, - сказал тут Юра, - ты, как самый здравомыслящий, должен ползти наверх и остановить Лешу!

Васе трудно было возражать – у него замерзла и почти не шевелилась челюсть. Кроме того, он и сам хотел быстрее возвращаться, давно мечтая о чае в рыжих палатках. Он вцепил жумар в веревку и полез наверх. Наверху оказалась большая ледниковая трещина с частично присыпанным снегом дном, где уже копошился Леша.

- Ты как там оказался, пора уже вниз спускаться!
- Укрытие, укрытие! – крикнул в ответ Леша, от чего стало ясно, что он не просто так туда свалился.

Когда к трещине поднялись Юра с Наташей и все были в сборе, мы спустились в трещину, ввернули страховочные ледобуры в стенки, растянули между гигантскими сосульками тент и поставили кипятиться чай на горелке.

В трещине не было ветра и под тентом было довольно тепло, хотя из темной бездонной глубины веяло каким-то тысячелетним холодом. Мы потихоньку согрелись, окрепли духом и принялись уничтожать сало и печенье. Сидели, ждали когда пройдет непогода, и видимость станет достаточной, чтобы идти между трещин хотя-бы к перевалу, до которого оставалось подняться метров двести. Илюха то и дело выползал наверх – но там все так же мела метель и завывал ветер.

Потом у нас кончился газ. Мы стали медленно но неотвратимо замерзать, надо было двигаться. Мы не потеряли еще надежды подняться на перевал, и взять категорию 2а. Сама веришина Замка была уже очевидно недоступна. На часах было 14:00. Мы решили подождать еще 15 минут.

Но метель не прекращалась. Под тентом становилось ощутимо холодно, а мысли о том, что нам еще предстоит спуск со страховкой с ледника и потом километровый сброс высоты по осыпям до лагеря (то есть полноценный дневной переход), лезли в голову еще быстрее, чем съеденные только что куски сала.

Мы одновременно шумно вздохнули, свернули тент и вылезли на ледник. Спуск вниз был таким же медленным и тяжелым, как подъем. Ноги увязали в наметенных сугробах, и холод пробирал до костей. Два часа продолжалась работа на леднике. Чем ниже мы спускались, тем светлее становилось вокруг, видимость улучшалась, стихала метель. Вскоре мы могли спускаться в связках, без страховочных перил. Движение наше ускорилось. Берги-трещины остались позади. У подножия ледника светило солнце, а вдалеке пятнышками виднелись две маленькие рыжие палатки. Все мы тут прослезились про себя, вспомнив слова писания, - «Кто отринет гордыню свою и вернется к свету, тот будет спасен и увидит град небесный Иерусалим».

Спотыкаясь и падая как заправские актеры в фильме про полярников, мы вылезли из снега на камни, где сняли кошки и обвязки, и поспешили в град небесный Иерусалим. Но из рыжих палаток доносился бестревожный храп. Чехи спали, и мы прошли дальше, торопясь к своему лагерю далеко внизу.

Замороженная осыпь, которая стоила нам столько трудов утром, оказалась уже размороженной. На ней получалось спускаться прыжками, быстро скатываясь по мелкой сыпухе. Это намного сократило время передвижения. Нам еще предстоял долгий путь по моренам и снежникам, но ничего уже не могло нас удержать. На огромной скорости мы прошли последние холмистые гряды и увидели наш лагерь. В сумерках мы скинули рюкзаки у палаток, и, не готовя ужин, перекусили сухарями с колбасой. Нас разбирало необыкновенно веселое и счастливое настроение, какое бывает только у людей, вернувшихся с того света. Наконец, довольные и улыбающиеся, мы залезли в спальники и заснули самым счастливым сном в жизни.

 

День двенадцатый.

 

Мы отлично выспались, вылезли из палатки под пасмурное небо, и принялись радоваться жизни и чудесному спасению на леднике Замка. Наташа чего-то напевала, Вася прыгал с камня на камень, Илюха пританцовывал с кастрюлей каши в руках, Леша тискал свой рюкзак, и посреди всего этого раздавался надрывный вой недобитого кашалота – это Юра в сотый раз уже пытался научиться наконец реветь по-ослиному.

Мы ждали Илью с Марго и Светой, которые вообще-то должны были спуститься к озеру Мутному вместе с вестровцами еще вчера вечером. Их все не было, а мы гадали, взошли ли они вчера на Чимтаргу, и как быстро могут они спускаться сегодня по леднику, если пересидели эту ночь на перевале.

Но на леднике, падавшем с Чимтарги к Мутному, никого не было видно. Вскоре тучи опустились к самой воде озера, укутав горы серой пеленой. Под Чимтаргой то и дело гремели лавины и обвалы – гул разносился далеко вокруг.

Настроение наше испортилось. Мы стали гадать, могли ли Вестровцы спускаться с Чимтарги на противоположной стороне хребта, где угроза лавин и обвалов была не так серьезна. Связи не было – спутниковый телефон, высосавший последний сок из батареек, не подавал признаков жизни, хотя еще утром он так бодро отправил смски нашим бабушкам, дедушкам и всей многочисленной родне.

Решив ждать, мы сидели вокруг потухшей газовой горелки, слушая гул на ледниках вокруг нас, и задумчиво жевали баранки. В 12:00 начался дождь, но мы не обращали внимания, все смотрели наверх, туда, где на хребте в облаке мела вьюга и, наверное, брели по пояс в снегу маленькие черные фигурки.

Мы прождали еще два часа, но никто так и не появился на леднике. Тогда мы свернули тент, надели рюкзаки и пошли вниз, решив дойти до альплагеря и там зарядить спутниковый телефон, чтобы и выйти на связь с Ильей.

Моросило, мы уныло брели по тропе на моренных холмах, спускаясь все ниже и ниже в долину. Через пару часов вокруг стали попадаться первые чахлые деревца арчи, а потом мы вошли в большой мокрый арчовник на берегу горной речки, где решили разбить лагерь. Илюха побежал налегке вниз, в альплагерь, а остальные занялись дровами и ужином. Мимо прошли двое туристов, но, увидев белую пену на губах Леши и диковатый взгляд, повернулись, и убежали обратно в альплагерь. Нам хотелось сказать им, что это просто Леша сегодня опять жует таблетки от зубной боли, но туристы уже скрылись за холмом.

В сумерках Илья вернулся. В одной руке он держал телефон и лепешки, а другой прижимал к животу огромный арбуз. Мы набросились с расспросами и явно выраженным намерением поживиться арбузьими внутренностями. Илюха отбивался лепешками и спасал арбуз, обещая внести его в своем рюкзаке на следующий перевал, где съесть его будет намного приятнее, чем в такую дождливую погоду как сейчас.

На расспросы Илюха отвечал, что телефон в альплагере он подзарядил, но выйти на связь с Ильей по-прежнему не удавалось. Мы забыли про арбуз и сидели озабоченно вокруг большого костра из арчовых веток, думая о том, где сейчас могли находиться Илья с Марго и Светой, и иногда о том, как урчит живот, чуявший близкое присутствие арбуза. Не в силах что-либо изменить, мы достали сюрприз – банку шоколадно-молочной пасты, обмазали ею лепешки, и вскоре уже за обе щеки уплетали этот чудный, по настоящему волшебный продукт. Все невзгоды и тревоги отступали перед его сладкой живительной силой. В жарких отблесках костра мы жмурились от удовольствия, пережевывая мягкие кусочки, и с интересом наблюдали как ложки схватились не на жизнь а на смерть, пытаясь проникнуть в банку с остатками пасты.

Когда паста была доедена, мы разлеглись в палатке, и сразу заснули.

 

 

День тринадцатый.

 

Над нашим лагерем начинался подъем на перевал, откуда затем предстояло идти на безснежный скальный выступ Алаудин. Так и не дождавшись Илью, мы вышли на покорение этой третьей, завершающей вершины нашего похода.

 

С утра светило солнце, и за каких-то три часа мы вылезли на девятьсот метров вверх на перевал, с которого открылся вид на широкие долины с гирляндами изумрудных озер. Ревел ветер, сильный, но теплый, внизу по склонам рассыпалось овечье стадо и призывно кричали пастухи, а на скалистой отвесной стене Алаудина над нами висели четыре человеческие фигурки – это альпинисты лезли наверх.

 

Мы не полезли вслед за ними, нам нужно было найти другой маршрут наверх – полегче. Осмотрев пик, но так и не найдя подходящий маршрут – двойку-А, мы двинулись по отрогам вокруг Алаудина, чтобы выйти на его противоположное плечо и попробовать подниматься там.

 

Солнце по-прежнему светило ярко, и мы шли быстро и легко, даже Илюха, тащивший в рюкзаке лишних 10 килограммов арбуза, не жаловался. На середине пути его труд был вознагражден – мы собрались обедать. Сначала, правда, мы пожевали колбасу с сухарями, и за это время порядком остыли на ветру. Когда, наконец, из рюкзака был извлечен арбуз, всем уже хотелось, чтобы он был не прохладным, как мечталось на подъеме, а теплым, или лучше даже горячим.

 

Но надежды не сбылись – арбуз был холодный как сосулька в ледниковой трещине, и живо напомнил нам о морозной метели на Замке. Делать было нечего, надо было есть.

Мы обреченно засовывали в себя ледяные куски арбуза. Природная жадность заставляла нас повторять это снова и снова, пока от холода не задрожали челюсти. Когда зубы уже начали больно колотить по подбородку, арбуз, наконец, закончился. Тогда мы оглядели заледенелым взором пик Алаудин, потряслись еще немножко, и пошли вокруг скал дальше к северному плечу. На часах было 11:30.

 

На северном перевале было ветрено. Мы спрятались за скалистым гребнем, поставили палатку, и приготовились идти на разведку к Алаудину. Но тут часы показали 12:00 и из-за горы вылезла серая мокрая хмарь. Начался снегопад. Мы прыгнули в палатку, а когда вновь показалось солнце, и мы вылезли, все вокруг устилал снег, а над ним весело порхали огромные бабочки махаоны.

 

Подниматься по мокрым заснеженным скалам мы не решились и провели остаток дня в лагере, латая снаряжение и наблюдая, как тает снег на хребтах и перевалах. А вечером вновь разыгралась непогода.

 

Уже ночью, перед самым сном, вдруг ожил наш спутниковый телефон – это, наконец, пришла смс от Ильи. В ней он сообщал, что два дня назад (тогда же, когда мы лезли на Замок) из-за сильных морозов и ветра на Чимтарге их группе пришлось отказаться от подъема на вершину., Спуск с перевала Мирали группа прошла резервным маршрутом, выйдя к альплагерю под нами. Во время перехода обморожение пальцев ног получили Марго и Ира из вестры. В сообщении Илья срочно вызывал нас вниз для встречи и подготовки к выезду. Приняв смс, спутниковый телефон снова разрядился, и вскоре погас совсем.

 

Мы стали решать как нам поступить. Вокруг в темноте завывал ветер, шел дождь и снег, иногда гремел гром, поэтому выходить вниз прямо сейчас никто не был готов. Зато завтра утром спуск вниз у нас занял бы всего два-три часа, а надежда взойти на Алаудин еще не покидала нас, ведь без него мы не смогли бы закрыть маршрут двойку. Хотелось совместить возвращение с предварительным подъемом на вершину. Но для этого нужно было найти относительно легкий и быстрый, рассчитанный всего на пару часов пеший маршрут наверх. Этот маршрут был детально приведен в описаниях. Но все эти описания остались у Ильи, а поскольку мы не встретились на Мутном и прервалась связь, рассчитывать мы могли только на свои силы.

 

В итоге решено было следующее. Мы выходим рано утром, не собирая лагерь, на Алаудин. Если до 11:00 нам не удается подняться на вершину, то сразу поворачиваем назад, снимаем палатку и уходим вниз, к альплагерю.

 

План казался нам вполне здравым, а завтрашний путь на гору совсем несложным. Закрывая глаза перед сном все мы представляли себе тропинку, идущую вверх средь трав и цветов. И только невесть откуда взявшийся невнятный звук винтов вертолета иногда будоражил эти сны.

 


День четырнадцатый, последнее восхождение.

 

Мы проснулись, высунули носы из палаток, оглядели хребты, и сильно расстроились – кое-где еще лежал снег, а камни на подъеме к Алаудину были по-прежнему мокрые и скользкие.

Но нам хотелось найти ту самую тропинку наверх среди трав и цветов, категории 2А. Мы собрались, взяли ледорубы и двинулись по скалистому гребню наверх.

 

Задувал холодный ветер, по открытому небу проносились редкие облака, а по осыпям вокруг нас многообещающе скакали камни, сорвавшиеся со скал наверху. Мы преодолели подъем по острому гребню и подошли к подножию Алаудина. Тропинки не было. Зато были вертикальные уступы, отвесные карнизы, зубастые щели, мокрые шатающиеся камни и выражение безысходности на лице Наташи. Глядя на нее, хотелось завыть так, чтобы эхо разнесло наше отчаяние по всем окрестным горам и ледникам. Неужели, неужели не суждено нам одолеть Алаудин и закрыть маршрут второй категории сложности!

 

О, господи… – выдохнул Юра так, что даже позеленел даже Леша.

 

Но нет, мы не дрогнули – слой свитеров и синтепона поглотил где-то внутри судорожный трепет наших исхудавших тел. Зато снаружи мы были бестрепетны как пингвины, лезущие на утес расправиться с последним буревестником и отомстить за все свои страхи одним ударом клюва ледоруба. Так мы начали восхождение на Алаудин, последнюю вершину нашего похода.

 

Сначала нам надо было добраться до исходной ступеньки, откуда можно было начать вешать веревки. Прижавшись стене, скользя ногами по мокрым карнизам, мы ползли над пропастью. На этом пути мы потеряли двоих.

 

Сначала Вася, который всю дорогу скептически осматривал скалы над головой (а чаще пропасти и осыпи под ногами), твердо заявил, что хочет сменить роль. Вместо отважного покорителя, смелого альпиниста, он хотел стать искусным видео-оператором, и, оставшись внизу, снимать как отважные альпинисты покоряют Алаудин.

 

А потом Юра, не сумев нащупать под ногами хоть чего-нибудь, похожее на надежную опору, сказал, - «О, господи! О-о-о, господи! Тут ослы не ходят, значит и нам тут делать нечего, лучше я тоже буду видео-оператором».

 

Но оба они недолго все-таки пробыли в своей новой роли видео операторов и превратились вдруг в двух волхвов-прорицателей.

- Одумайтесь, вернитесь, - кричали они лезущим наверх товарищам, размахивая ледорубами как жезлами - Вернитесь, это слишком сложно, это даже хуже чем дюкинский карьер, нас такому не учили в школе! Нам уже не успеть сегодня подняться наверх и потом спуститься в альплагерь, это же семь или восемь веревок до верха, а на часах уже 10:30!

 

Но все было напрасно:

- Начинаем вешать веревки! – сказал Леша
- Я за тобой! – грозно сказал Илюха, передернув скобу карабина
- Ну, я тоже что ли полезу наверх… - виновато сказала Наташа и тоскливо вздохнула

- Снимайте на камеру, как мы туда лезем, а ледорубы тащите обратно в лагерь, нам они больше не понадобятся…

Вася с Юрой посмотрели на нависшие скалы, на тучи на горизонте, и молча забрали ледорубы, потом бросили прощальный взгляд, повернулись, и поползли вниз. А трое отважных остались на скале и начали восхождение. Леша обвязался веревкой, стер рукавом с губ пену от зубных таблеток, и полез наверх, Илюха недоверчиво посмотрел на него, потом повесил на спину два рюкзака – свой и Леши – в одном снаряжение, в другом обед, а Наташа просто уткнулась каской в заснеженную скалу, словно пингвин, осознавший всю нелепость маршрута категории 2А.

 

Вася и Юра спустились к скальному гребню, достали камеру и поснимали как вешается первая веревка, потом весело помахали руками, и спустились вниз, к лагерю. Через полчаса они уже сидели в палатке и слушали, как нарастающий ветер все более заглушает крики на скале.

 

На часах появились цифры 12:00. Как и полагается в теплых солнечных Фанских горах, тут сразу началась пурга, снег, дождь, град, ветер. На весь хребет наползло темное облако, а Вася с Юрой, очень переживая за друзей на скале, копались в спальниках и мешочках, пытаясь отыскать наконец заветный пакетик с баранками. Ведь у них не было обеденной доли, все осталось в рюкзаке Илюхи.

 

«Вот он!», - раздался довольный возглас, потонувший вдруг в хрусте и чавканьи. Пакетик с баранками был найден. Съев по баранке, они немного успокоились и легли поспать. Но голод, терзавший обоих, не давал даже закрыть глаза. Васина рука сама собой потянулась к баранкам, а Юра задумчиво произнес, - «У нас всегда было слишком много сублимированного мяса, не будет ничего плохого, если я съем немножко…».

 

Съев еще по баранке и высыпав из бутылки по паре крошек сублимяса, они снова легли спать. Через полчаса из-под спальника раздался голос, - «Не могу спать, давай еще по бараночке…». Словно сговорившись, оба сидельца схватили пакет и вытащили каждый по баранке. «Ладно, баранок много, давай сразу по четыре», - предложил Вася. «Нет, это нехорошо», - ответил Юра, схватив баранки и засовывая их поскорей в рот.

Они еще немного посидели.
- Ты слышишь чего-нибудь на скале? Они живы там?
- Вот, вроде крикнул кто-то.
- Живы значит... Давай еще тогда по бараночке?
- Может перекусим колбаской?
- Не, мы тут сидим, а они там в снегу ползут, надо терпеть.

Из пакета снова были извлечены баранки.
- По четыре?
- По четыре.

Задумчиво пожевав баранки, оба заснули, а когда проснулись, ветер немного стих и снег прекратился. Вася выглянул из палатки.
- Ну как, видишь их?
- Нет, но голоса слышно. Ползут еще.
- Как думаешь, они пообедали там? - глухо и прерывисто спросил Юра
- Не знаю.

 

Вася залез обратно в палатку и увидел тут страшную картину. Юра сидел, склонившись над бутылкой с сублиматом, и трясясь от возбуждения, таскал в рот крошки мяса.
- Что ты делаешь?! – закричал Вася, и, страшно покраснев, схватил коробку со сладким печеньем, разорвал ее, и погрузился с головой в свою обиду.

 

Через несколько минут оба, словно пингвины, поживившиеся запасами полярников, отвалились поспать.

 

В это время на скале происходили гораздо более героические события. Отважные восходители, Леша, Илюха и Наташа, ползли наверх по расселинам, прячась от ветра и обломков камня, летевших вниз – выветрелые скалы рассыпались под руками и ногами. На второй веревке закладкой вырвало здоровенную глыбу.
- КАМЕНЬ!!! – закричал Леша.
- Понял! – крикнул Илюха, по привычке высовываясь из укрытия - посмотреть куда летит.

Глыба с грохотом пролетела рядом с ним, и едва не задела Наташу. Наташа бессмысленным взглядом проводила глыбину, катившуюся в облаке пыли и щебня по осыпям внизу. Илюха вздрогнул. Но не от опасности, а от взгляда Наташи, который стал пугающе похож на дикий бессмысленный взгляд бывалого альпиниста.

- Ты в порядке? – спросил Илюха, но в ответ в ее стеклянных глазах не отразилось ничего живого.
- Нам надо наверх, - глухо сказала Наташа.

Илюха еще раз вздрогнул, и судорожно пополз на жумаре дальше. Маршрут вел на короткий узкий гребень, ступенькой примкнувший к следующему уступу. Здесь восходителям пришлось проделать перемещение на попе. Дальше вдоль уступа можно было пройти несколько шагов без страховки, но потом снова на выступы были накинуты петли, и Леша полез закреплять веревку наверху. Скалы по-прежнему рассыпались везде где только можно, грозя срывом ползущему сверху и обрушением лезущим следом, можно было вдоволь посмеяться. Но почему-то никто даже не улыбался. В полдень, как и положено, началась метель.

 

Впереди Леша неожиданно вылез на обледеневший снежник. До противоположной стенки было рукой подать, но кошки с собой никто не брал, поэтому пришлось вешать веревки в обход, под карнизом скалы сверху. А драгоценное время здесь наверху утекало быстрее, чем где-то далеко внизу сублимясо из Юриной бутыки.

 

Через два часа снежник был преодолен, и можно было продолжать подъем. До вершины оставалось провесить всего пару веревок. Пурга то стихала, то начиналась вновь, как только очередное облако наползало на пик. Через какое-то время отважная троица находилась почти на самой вершине. Видимость вокруг была нулевая, завывал ветер, и очень хотелось спрятаться от всего этого подальше. И, о чудо, в расселине под вершиной Илюха увидел огромное гнездо неведомой птицы. Хитро оглядевшись и не обнаружив поблизости клювастого хозяина, Илюха довольно устроился в расселине и позвал к себе Наташу. Словно пингвины, оказавшиеся в покинутом гнезде буревестника, они радостно хихикали и поедали печенье с холодным чаем.

 

Леша продолжал ползти на вершину. Вскоре он прополз к самому пику, протянул руку и вынул из каменного тура записку группы, побывавшей здесь вчера вечером, тех самых ребят, которые висели на скале над перевалом Алаудин прошлым утром. Положив в тур записку клуба Азимут, Леша позвал на вершину Илюху с Наташей. «Не-е, мы не хотим, в таком облаке все равно вокруг ничего не видать», - равнодушно ответили в один голос Илюха и Наташа, хрустя печеньем. Тогда Леша провозгласил, «Вот, мы залезли на Алаудин!», - поерзал немного на вершине для подтверждения успеха и позвал всех спускаться, наконец, вниз. Если бы в эту минуту, вдруг, тучи на минуту расступились, то отважные покорители увидели бы, как солнце стремительно катится по небу вниз, быстрее, чем последние баранки из разорванного Васей пакетика. До сумерек оставалось совсем немного времени.

 

В палатке тем временем все было спокойно. Доев последние баранки, Вася с Юрой прислушались к происходящему на горе:
- Ты слышишь чего-нибудь?
- Не-а.
- Там все в порядке, они живы?
- Не могу сказать наверняка.
- Сегодня в альплагерь уже точно не успеем спуститься. Тогда давай еще поедим.

 

Они съели еще по паре сладких печеньев и, стараясь не глядеть друг другу в глаза, пожевали еще по паре ложек сублимяса.
- Может, пообедаем нормально?
- Не, это нечестно, они там в снегу, а мы…
- Как думаешь, нам придется их спасать? – спросил вдруг Юра.
- Надеюсь нет, они ведь понимают, что у них фонариков нет…
- А как думаешь, у них остались наши доли обеда в рюкзаке?
- Надеюсь, - ответил Вася, но на всякий случай съел еще одно печенье.

 

Они молча посидели, потом, утомленные переживаниями, снова легли спать. А когда проснулись, небо уже алело закатом. Вася выглянул из палатки:
- Они еще на скале.
- Значит не успеют до темноты спуститься…
- Ага, придется идти к ним, тащить фонарики и ледорубы.
- Да, придется…Слушай, а давай тогда обедать нормально, все равно нам надо поесть, - сказал решительно Юра.
- Да, в конце концов, мы имеем право на еду перед работой!

 

Тут они с невесть откуда взявшейся энергией выскочили из спальников, в мгновение ока вскипятили на остатках газа чай, сожрали полкило колбасы и сухарей с печеньем, надели каски, фонарики, обвешались ледорубами, и, найдя в рюкзаках два фонарика для спасаемых, поспешили на гребень. Начинались сумерки.

 

На гребне им пришлось включить фонарики, а вскоре стемнело так, что в кромешном мраке только далеко вдали на западе были видны мерцающие огоньки кишлаков в долине Зеравшана. Кое-как, карабкаясь в темноте по выступам на гребне, Юра и Вася подобрались совсем близко к стене. Стали слышны крики восходителей – они в этот момент крепили вниз последнюю веревку. До подножия скал и начала осыпи им оставалось не больше тридцати метров.

 

На осыпи под стеной грохотало – это падали вниз камни, сброшенные при спуске.
- Подождите, - кричали Вася и Юра, - Мы несем фонарики! Дайте подойти поближе!

 

Но ветер этой ночью играл дурную шутку. Голоса и крики то пропадали во мраке, то появлялись снова, отражаясь в расселинах скал. Восходители не слышали и даже и не видели свет фонариков внизу. Камни продолжали падать. Тогда, решив подсветить стену снизу, Вася с Юрой отважно переползли вперед, и, спрятавшись от камней под выступом, начали призывно привлекать друзей мутно-синим светом фотодиодов. Но ни свет, ни их героизм остались незамеченным. Тем, кто уже ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ ЧАС висел на стене, а сейчас и вовсе вязал страховку в кромешной тьме, было не до криков и возни внизу. От правильности спуска по последней веревке, от осторожности движений вслепую, от верной работы замерзших пальцев в разорванных разлохмаченных и давно мокрых перчатках, зависело сейчас самое ценное, самое дорогое, что только есть у туриста-спортсмена – выполнение маршрута второй категории сложности.

 

Внизу стены послышался шум и грохот. Вскоре в тусклом свете фонариков стало видно, как по веревке спускается вниз Илюха. Вскоре он коснулся ногами камней на осыпи, прошел на свет фонарей к укрытию, и смог отдышаться:
- Еще есть фонарики?
- Вот, два.
- Супер! Их надо наверх, там ни хрена не видно.

Вася с Илюхой привязали фонарики на конец веревки, и, сказав друг другу, - «Отлично!», крикнули в темноту:
- Тяните!

Хвост веревки с фонариками потянулся по камням в темноту. Раздался хруст и по осыпи покатились какие-то мелкие детальки. Потом веревка исчезла в темноте, и слышно было, как она тянется по скале, и как стучат фонарики по камням. Потом все стихло.
- Веревка застряла! – вдруг донесся голос Наташи – она находилась на страховке на середине веревки наверху, - Не могу вытащить!
- Давай, тяни! – подбадривали ее снизу.
- Ничего не слышу. Чего делать?
- Тяни!
- Чего вы молчите там?
- Тяни!!
- Слышу! Тяну!

Раздался хруст и опять послышался скрежет веревки, потом, кажется, Наташа вытянула ее всю.
- А где фонарики? Тут какие-то резинки! – донеслось из темноты.
- Мы там привязали фонарики!
- Нету никаких фонариков! А, вот, разбитый один, второго нет!
Вася с Илюхой многозначительно переглянулись.
- Ладно, я так полезу, не могу уже тут! – отчаянно крикнула из темноты Наташа.

Наверху в темноте послышался шорох. А потом все стихло.
- Ну, чего ты там?
Опять послышался отчаянный шорох, который быстро стих.
- Не могу, застряла!

В луче фонарика снизу было смутно видно, как беспомощно висит в расселине силуэт Наташи.
- В скале застряла?
- Нет, страховка слишком длинная, не могу дотянуться до карабина.
Вася с Илюхой снова переглянулись, - «Ужас!»

 

Вдруг высоко-высоко наверху, там, куда уже совсем не доставал свет фонарика, послышался далекий голос Леши:
- Наташа, говори!
И потом снова:
- Говори, чего ты молчишь?!
- Не могу сняться со страховки.
- Ползи, упирайся!
- Уфф! Не могу…
- Что происходит у тебя Наташа, говори!
- Наташа!
- Наташа, почему ты молчишь!?
- Она тебя не слышит! – кричали снизу Вася с Илюхой. Ветер терял слова в темноте, и невозможно было понять, слышно тут хоть чего-нибудь, или нет.
- Чего я не слышу?
- Леша говорит, ползи к карабину!
- И так ползу… Не могу, не могу…
- Наташа, говори!
- Леша, не кричи мне куда лезть!
- Чего он тебе кричит? Мы не слышим!
- Наташа говори!
- Наташа, ответь ему что-нибудь!
- Наташа, говори! Говори!
- Говори!
- Вы все меня достали!
- Говори! Говори!
- Ой, я не могу больше…

 

Все стихло. Вдруг снова раздался голос Леши:

- Наташа, молодец, так, еще, еще, руку сюда, ногу туда, уже близко, молодец, молодец!

Тем, кто стоял внизу и мог хоть чего-то видеть в тусклых отсветах фонарика, было очевидно, что Наташин темный силуэт безвольно и недвижимо повис на веревке в расселине. Это было даже смешно.
- Вот, вот, правильно, теперь руку вверх протягивай, так, так, ты уже близко!

Темный силуэт в расселине не подавал признаков жизни. Все стихло. Через некоторое время силуэт шевельнулся.
- Сейчас, попробую еще раз…
Все ждали.
- Добралась… Все, я отцепилась…
- Снимай теперь станцию.
- Чего?
- Снимай петлю!
- Не слышу!
- Петля! Снимай станцию!
- Поняла! … Не могу, она застряла за камнем!

Со стены послышалось сопение, потом шорох и грохот падающих по скале камней.

- Наташа, что происходит! – кричал сверху Леша
- Наташа, он тебя не слышит!
- Наташа! – кричали снизу Вася, Илюха и Юра в три голоса.
- Наташа, почему ты не говоришь!
- У тебя получается?
- Наташа, Наташа!
- Наташа, ну что ты молчишь!
- Говори, Наташа, говори хоть что нибудь!
- Наташа, ЧТО У ТЕБЯ ПРОИСХОДИТ?!! ПОЧЕМУ ТЫ МОЛЧИШЬ?!!!

Вдруг из темноты раздался спокойный уверенный голос:
- Чего вы орете, я просто еще ничего не отцепила.

Наверху, там где находился Леша, послышалось что-то похожее не то на победный вой, не то на рыдания.

 

- Вот, получилось, - вдруг сказала Наташа, - Я спускаюсь.

Приговаривая, - «Ох, не могу, не могу…», Наташа проползла вниз по веревке, вылезла на осыпь и ее быстро втащили в укрытие за скалой. «Ох, кажется все…», сказала она, не обращая внимания на сыпавшиеся вокруг камни, - «А вы и ледорубы принесли, Чип и Дейл, ну реально!». И тут все стали обниматься и радоваться так, что едва не покатились вниз по осыпи вслед за обвалившимися обломками со стены.

 

Последним спускался Леша. Когда он благополучно оказался внизу, освещаемый снизу двумя оставшимися фонариками, мы попытались сдернуть веревку вниз, но она снова застряла где-то в щелях. Прошло еще минут пятнадцать, пока ее удалось освободить и скинуть на осыпь. Было половина одиннадцатого ночи, холодно и очень темно, хотелось уже вернуться, наконец, в палатку, но до нее еще предстояло спуститься.

 

Мы решили двигаться по осыпи, а веревку еще не выбрали, и пара здоровенных камней полетело вниз. Один из камней угодил по Васе, и он громко искал в темноте свою ногу, но нам было плохо слышно из-за ветра. Потом вроде нашел ее на своем месте и немного успокоился. Крики стихли. Дальше спускались без приключений, и вот, наконец, вышли с заснеженной осыпи на склон хребта, оставалось совсем чуть-чуть, в темноте впереди уже можно было различить маленький силуэт палатки. При взгляде на нее хотелось петь или плясать, но сил не оставалось даже заплакать.

 

Наконец, мы были в нашем лагере.

- Я вас люблю! Я вас всех люблю! – растроганно сказала Наташа.
- И даже Лешу?
- И даже Лешу! Вы все такие молодцы!
- А еще пойдешь на скалы когда-нибудь?
- Пойду, пойду, это так здорово!

Илюха еще раз посмотрел на нее и сказал:

- Наташка, кажись, ты стала в натуре альпинистом.

Мы заулыбались, и устало присели на камни. Было так непривычно вновь вдыхать воздух, чувствовать под ногами камень гор, слышать счастливые и возбужденные голоса друзей. А еще нам очень хотелось есть. Мы залезли в палатку и наелись салом и колбасой так, что стали переваливаться по коврикам вслед за движениями желудка. Все были довольны и весело смеялись. Честно говоря, в эту ночь мы впервые осознали, как прекрасна и удивительна жизнь!

 

Перед сном Илюха подумал чего-то и сказал, - «Кажется, это все-таки была не категория 2А».

 

Какая именно это была категория, мы узнали только через несколько недель, когда стали уже знатными альпинистами и научились отличать сложность натоптанной тропинки от сложности разборной скалы. Маршрут, пройденный на Алаудине, был не категории 2А, и не категории 2Б, и даже не категории 3А, а самой настоящей 3Б, и она была пройдена за пятнадцать часов работы на скале в снегу и тумане, в солнечных Фанских горах.

 


День пятнадцатый. Спуск в альплагерь.

 

Утром мы были счастливы, как младенцы, впервые увидевшие солнце в ясном голубом небе. Наташа улыбалась во весь рот, Илюха приплясывал, Вася прыгал с рюкзаком, Юра напевал себе чего-то под козырек панамки, Леша бегал по хребтам, залезая на все некатегорийные вершинки в окрестностях. Была отличная погода, мы шли по покатым гребням и впервые по-настоящему любовались красотой гор.

 

Когда мы спустились в долины, нам навстречу стали попадаться группы гуляющих вокруг альплагеря итальянцев, французов, американцев. «Вы чего, из Афганистана идете?», - кричали нам проводники, - «Не тяжело такие рюкзаки волочить?». Мы гордо задирали головы и шли дальше. Сегодня нам ничего не казалось тяжелым.

 

В середине дня мы вышли в альплагерь, над которым гордо реял флаг с головой Визбора на флагштоке. Здесь мы встретили Севу и Ирину, которые рассказали нам последние новости, услышав которые, мы сразу перестали улыбаться. В альплагере два дня подряд проводились спасработы. Девушку из группы, которая поднялась на Алаудин перед нами, на спуске с пика по нитке маршрута 2А ударило свалившимся камнем. Ее вывозили в тяжелом состоянии ночью вертолетом. Именно этот вертолет мы слышали в ночь перед восхождением. Второй человек, альпинист из Австрии, пострадал при падении во время восхождения на соседней горе. В наших группах тоже не все было благополучно. Из-за непогоды пришлось корректировать маршрут, часть команды выехала из гор на неделю раньше. Из-за морозов и пурги не удалось взойти на Большую Ганзу. Кроме Марго, обморожение ног получила также Ирина, и Сева сопровождал ее – они собирались в скором времени выезжать из альплагеря.

 

Ильи, Марго и Светы в альплагере уже не было, они уехали на попутной машине прошлым вечером. Связи у нас не было, телефоны не работали. Как встретиться с ними снова, никто из нас не представлял.

 

Мы пригласили Севу с Ирой на обед, поели, постирали и высушили вещи. Потом нашли водителя, который был готов везти нас до дороги к ближайшей трассе, погрузились в буханку и поехали. С нами ехали Сева и Ира. На часах было 14:00, а солнце все так же продолжало ярко светить на безоблачном небосводе. Это был первый день, когда после обеда не начался дождь или снег, мы увидели, наконец, солнечные теплые Фанские горы.

 

- Я знаю, где я увижу Илью, - сказал вдруг Леша.
- Где?
- В чайхане возле автозаправки в поселке Айни на Зеравшане.
- Ты уверен?
- Я чувствую…

 

Мы недоверчиво пожали плечами. Значит, едем в Айни – и буханка весело потряслась по заваленной валунами дороге вниз по ущелью.

 

 

Выезд из гор

Буханка весело скакала по дороге вдоль горной реки, а мы настороженно смотрели на пол, ожидая, когда из-под линолеума потечет липкий черный солидол. Но этот водитель был не столь заботлив с машиной и не промазал пол солидолом, поэтому настроение у нас сразу улучшилось. За окном иногда появлялись таджикские летовки, и навстречу выбегали ребятишки, чтобы помахать рукой иностранным туристам. Любой ответный жест вызывал у детей бурю восторга, так что настроение наше улучшилось еще больше.

Потом машина въехала в узкое ущелье с отвесными стенами желтого песчаника. Мы ехали по колее вдоль стены, а под нами в расселине клокотал поток, в котором наложил бы в непреновые трусы любой каякер. То и дело дороге приходилось прыгать на противоположную стену, для чего через ущелье были перекинуты деревянные мостки. Перед каждым мостком таджик, помощник водителя, выбегал из машины и смотрел, правильно ли буханка выруливает на мост и помещаются ли на нем колеса. Неопреновых трусов у нас с собой не было, поэтому мы тоже высовывались из окон и скрипели зубами, чтобы водитель понимал, что мы тоже немного переживаем.

Через пару километров ущелье кончилось, и мы поехали по долине с кишлаками и караванами груженых осликов. Потом появились абрикосовые деревья и желтые полянки рядом с ними – это сушилась курага. А еще через час мы выехали в долину Фан-дарьи в небольшой городок, где высадились, и принялись искать долгожданные арбузы, дыни и виноград. Перед нами по хорошей асфальтовой дороге то и дело проезжали на белых джипах китайцы, равнодушно оглядывая таджикский городок и группу пропылившихся азимутян. Китайцы не останавливались, чтобы подобрать нас, видно, здесь в Таджикистане у них были дела поважнее.


Найдя рынок, мы закупились как следует. Вообще-то, нам нужно было найти машину до Айни и Пенджикента, а лучше сразу до узбекской границы. Но мы расселись возле остановки и стали уплетать дыни и арбузы.

Всей компанией нам нужно было сперва добраться до Айни, где по твердому убеждению Леши, в чайхане возле поста гаи сидел и ждал его Илья.


Мы его смутным пророчествам не верили, но тут подошел некий таджикский тип с хитрым и жадным взглядом бомбилы, и потащил нас к своей насквозь проржавевшей пятидверной Ниве, настойчиво уверяя, что за 100 сомони с человека он довезет нас через Айни до самого Пенджикента. Мы кое-как поторговались и сбили цену до 80, и было собирались уже грузиться, как вдруг неожиданно в битву с бомбилой вступил Вася. «Это же московские расценки!», - возмущался Вася, и наши перспективы уехать на ниве стали таять вместе с улыбкой на лице бомбилы. Но и стоимость тоже начала таять, она упала сначала до 75 сомони, потом до 70, потом после короткой перепалки она упала до 65 и бомбила начал потеть. Наш спор уже привлек внимание местных жителей и народ стал собираться вокруг. «Все, 65 сомони и едем», - нервно заикался бомбила, и, не в силах сдержать себя, уже волок рюкзаки в багажник. «Стой!», - не унимался Вася, - «Отдай рюкзак, мы не поедем, дорого!». Тут уже даже окрестные собаки вылезли на дорогу - посмотреть на этого жмота. Ну и мы все не выдержали и тоже бросились к Васе, и вместе с бомбилой и всеми таджиками и таджичками стали наперебой уговаривать Васю согласиться на 65 сомони. Но даже слова друзей не возымели действия. «Не поедем, не поедем», - вредно улыбаясь, отвечал всем Вася. Назревала катастрофа.

«Ладно!» - неестественным голосом прохрипел, вдруг, бомбила, - «едем за 60».

Все разом шумно вздохнули с облегчением, а у одной из собак от пережитого волнения подкосились ноги, и она со стоном завалилась в траву.

Мы стали грузиться. Водитель относился к своей машине как турист к рюкзаку – то есть готов был набить ее под самый клапан. В его ржавую скрипучую ниву мы засунули семь больших рюкзаков, и места там для нас не осталось. «Я поехал на заправку», - сказал водила, прыгнул за руль и уехал вместе с нашими рюкзаками. Оставшись одни на обочине мы вздрогнули. Но водила был честным человеком, он действительно остановился на заправке напротив, залился бензином и распахнул двери. Мы начали втискиваться в машину. Сначала между диваном и сиденьями недоверчиво забились четыре парня – Илюха, Вася, Юра и Сева, потом куда-то под потолок проползли две девушки – Наташа и Ира, и потом здоровяк Леша утрамбовал все, втиснувшись под дверь. Туда же водила запихал две дыни. Он довольно потер руки, наблюдая как из окон торчат во все стороны не поместившиеся внутри чьи-то руки и ноги, и как неестественно расплющилось о стекло лицо Леши. Еще оставалось засунуть в машину две лепешки. Водила приоткрыл дверь, вдавил внутрь лепешки, захлопнул дверь как крышку набитого чемодана – помогая себе коленями, потом сел за руль и мы поехали.

Из маленькой горной котловины, в которой располагался городок, дорога сразу нырнула в узкий разрыв между двух серых гор. Начиналось ущелье Фан-дарьи, пропиленное рекой насквозь через гигантский хребет Зеравшан - глубокая темная расселина. Мы ехали в глубине провала, в полумраке, видя только скалистые уступы гор, уходившие куда-то вверх, где недоступные взгляду высились над ущельем вершины хребта.

Дорога по началу была хорошей, силами китайцев покрытой асфальтом. Одной стороной вгрызалась она в скалу, а справа, другой стороной обрывалась прямо в клокочущий поток Фан-дарьи, в котором даже самый крутой каякер не обошелся бы одной парой неопреновых трусов. Склоны гор совсем сдавили узкое ущелье, и свет уже не проникал сюда, на эту глубину. Через полчаса дороги асфальт кончился, и мы въехали в непроглядное пыльное облако, стало совсем темно. Вокруг раздавались непонятные звуки, истошный рев гигантских моторов, глухие скрипы и скрежет. У скал иногда возникали фигуры китайских рабочих в синих шлемах. Впереди, в свете фар, пару раз возник силуэт грузовика с целой толпой китайцев, бесстрастно взиравших на ржавую ниву, тащившую по колдобинам в это страшное место плотно набитую кучу рюкзаков и туристов. Похоже, здесь, в глубине мрачного ущелья начинался китайский ад, или, может быть, рай, которыми одновременно является для них эта стройка. Мы медленно проехали по полуразрушенному бетонному мосту на другую сторону ущелья и двинулись дальше, едва просвечивая дорогу в темной пыльной пелене. Рев реки слышался теперь слева, и мы старались прижиматься к скале подальше от обочины.

Мы ехали медленно и долго. В полумраке впереди и позади нас постепенно скопились другие машины, грузовики и легковые. Увидев легкового собрата, наш водила приободрился и затеял гонки наперегонки, пытаясь обойти соперника на участках, где дорога была чуть шире, и можно было проскакать по камням над самым потоком. Мы смотрели на это равнодушно – трудно разделить радости победы, когда подбородок упирается в живот, и уже целый час никак не удается сдвинуть рюкзак, нагло навалившийся на затылок, а ботинки прижатых к потолку и стонущих от тесноты товарищей норовят испортить мужественное выражение лица.

Но китайский ад оказался не вечен. Впереди показался свет. Там, на солнечном склоне горного отрога тянулась вереница грузовиков и на плато виднелись домики и вышки ЛЭП. Это был поселок Айни. Еще час мы ползли к нему, и вот, наконец, посреди поселка показался пост ГАИ. Мы остановились, выкарабкались из машины, и Леша пошел искать ближайшую чайхану. Мы не верили в его предсказания и остались в окружении сбежавшихся детей, объясняя кто мы и откуда, и как зовут Иру и Наташу.

И тут. Неожиданно. Мы увидели черную бороду и революционно красные авизентовые шаровары – это был Илья. Он шел навстречу и широко улыбался. Он рассказал, что он, Света и Марго приехали сюда вчера, и что Марго и Света уехали в Самарканд, а он остался ждать Лешу, потому что ему казалось, что тот будет искать его именно здесь (где хранилась оставленная в чайхане заброска на Памир).

Дети вокруг обратили теперь все свое внимание на бородатого Илью, и с интересом слушали, как он громко кричит, - «Вы лезли на Алаудин? Да за это надо лишать руководства! Безобразие!». Под его осуждающим взглядом Леша торопливо выволок свой рюкзак, а мы попрощались, прыгнули в машину и поехали. До нас донесся крик Ильи, - «Зачем вы полезли на Алаудин, зачем?!». Но нас уже было не достать. Теперь наш путь лежал в Пенджикент. А Леша с Ильей отправлялись из Айни на юг, в Душанбе, откуда им предстояло через неделю идти в поход на Памир.
 
В Самарканд

Мы ехали вниз по долине Зеравшана, наблюдая, как над горами разгорается и гаснет закат. Когда совсем стемнело, под черным силуэтом хребта засветились огоньки кишлаков, разбросанных по уступам над рекой. Кто-то из нас дремал, кто-то слушал грохот трясущейся по ухабам старенькой нивы и таджикские песни из радиоприемника, кто-то продолжал тяжко стонать и хрипеть, прижатый к полу рюкзаками и телами мирно сопящих товарищей.

В какой-то момент дорога кончилась и нива ехала по колее в глине. «Обвал тут был», - объяснил Наби (так звали нашего водилу). Потом мы вдруг въехали на широкий асфальт и подкатили к въезду в город, дорога впереди был освещена сотней портретов Рустави и сверкающей аркой с надписью «Панчакент». Возле арки стояла маленькая будочка ГАИ. Гаишник лениво почесался, но ему не пришлось вставать. Наби сам остановился, протянул ему необходимую мзду, и мы проехали к городу, слушая заглушившие радио русско-таджикские проклятия водилы в адрес дорожной полиции.

Чтобы не ночевать в ниве, мы попросили Наби остановится у какой-нибудь чайханы. Однако, в городе почему-то ни одной чайханы не оказалось, а все кафе уже закрывались. «Не проблема», - сказал уверенным голосом водила. Он остановился у первой попавшейся кафешки, где мы перекусили лепешками с чаем и поделили с Наби его салат. «Эй, друг, это альпинисты из России, им надо переночевать», - обратился Наби к официанту, молодому парню лет тридцати. Парень тотчас взорвался восхищенными тирадами об альпинистах, о своей работе в Москве, о том, что его знают по всей России, и о том, что мы можем без всякой оплаты переночевать у него в гостях.

Мы оживились, встали из-за стола и перетащили пожитки во двор соседнего дома. «Тут моя жена и мать, они сейчас застелют вам в комнате», сказал парень, и мы рассыпались в благодарностях. Две молчаливые женщины принесли кучу одеял, и мы расположились на настоящих постелях. Еще долго наш словоохотливый хозяин рассказывал нам о своей жизни в России и о том, сколько денег он заплатил за свою свадьбу. Наконец, мы в сотый раз поблагодарили его, обменялись телефонами и уснули.

Через пять часов наступило утро, и мы проснулись, стали собираться. Нам было неудобно ничем не отплатить хозяевам за такое бескорыстное радушие, и мы оставили в комнате дыню, которую везли с собой от Зеравшана.

Возле нивы нас уже ждал Наби. Он тихонько сказал нам, - «Вчера тот парень был не хозяин этого дома, хозяин другой, надо будет заплатить по пять сомони с человека еще». И правда, парня в доме уже не было, зато в воротах стоял незнакомый мужичок и вопросительно смотрел на нас. «Сейчас отвезу вас на базар, откуда маршрутки до границы ходят, и там отдадите», - сказал Наби.

Мы попрощались с женщинами и новым хозяином, и поехали на базар. На базаре быстро нашелся меняла, у которого мы разменяли часть денег. 30 сомони мы отдали Наби и попрощались, так и не узнав, попали ли деньги хозяину дома, или дорога стоила нам все-таки не 60, а 65 сомони с человека. Впереди предстоял путь в Самарканд, на встречу с Марго и Светой.

Мы нашли маршрутку – маленький корейский микроавтобус «Дамас» узбекского производства, залезли в нее и поехали. Уже через 15 минут маршрутка остановилась возле таможенного поста – двух шлагбаумов и двух будок. Когда мы выгрузились, из ближайшей будки вылез толстый таможенник и позвал к себе старшего, которым вызвался быть Вася. «Ну что, будем досмотр вещей делать», сказал вдруг таможенник, - «Это будет долго, но можно досмотр не делать, если с каждого по 5 долларов дадите». Денег платить мы не хотели, и Васе пришлось выслушать пространные объяснения таможенника о том, что обыскивать девушек может только таможенник-женщина, а ее нет и непонятно, будет ли к вечеру. Немного посидев в будке, Вася стал сговорчивей, сторговался на 10 долларов за всех, шлагбаум открылся и мы прошли по дороге через поля и пастбища к узбекскому пограничному посту. Судя по новенькому большому блестящему зданию поста, тут явно начиналась цивилизация.

Мы подошли к дверям, но пронырливые узбеки шныряли в дверь прямо перед нашим носом, оправдываясь то больными детьми, то больными родственниками в Узбекистане. Некоторые и вовсе не утруждали себя оправданиями. Удрученный таким подходом, Илюха вдруг со словами, - «Постойте-ка, уважаемый», оттащил за халат какого-то щуплого типа от дверей. Мы воспользовались моментом и перегородили двери стеной рюкзаков, проходя по очереди к окошку таможенника. Рентген-аппарат сегодня не работал, и мы, получив печати в паспорт, просто прошли наружу, где таможенники уже подыскали нам своего маршрутного таксиста на «дамасе».

Мы забрались в маршрутку и поехали. Что-то изменилось вокруг и мы все это почувствовали. Дорога была ровнее, машин больше, появились завтозаправки, народ в поселках деловито сновал туда-сюда. Тут и вправду все было не так, как раньше. Тут был уже Узбекистан. Вася заерзал на сиденье и заявил, что вот-вот исполниться его мечта – поесть плов в Самарканде. Эта мечта была очень заразительна, и мы все тоже стали ерзать на сиденьях.

Около часа мы ехали, обсуждая, могли бы мы спасти 10 долларов на границе, стойко выдержав притязания жирного таможенника, или эта жертва была оправдана нашим быстрым передвижением в Узбекистан и близостью местного плова. Но тут маршрутка остановилась, и мы высыпали наружу. Здесь, на окраине Самарканда был небольшой рынок и автостанция, а где-то недалеко находился альплагерь «Артуч», точнее, этакий постоялый двор для альпинистов из Фанских гор. Пройдя по указке водителя дворами к ничем не примечательной секретной зеленой двери, мы вошли внутрь, и очутились в настоящем оазисе альпинистов.

В широком внутреннем дворе где-то в траве журчала вода, наполняя круглый бассейн с зеленоватой водой, шелестела листва шелковицы и винограда, и то тут, то там, лениво лежали на ковриках явно не местные люди в шортах и темных альпинистских очках. Чуть позади стояла деревянная стенка высоченного скалодрома.

Мы скинули рюкзаки на газон, прошли в дверь одноэтажного белого дома, и тут встретили, наконец, Свету и Марго. Они были одеты в модные узбекские сарафаны и улыбались. Света заботливо открыла перед нами полный холодильник винограда, персиков и дынь. Тогда мы поняли, что попали в рай.

Нам всем хотелось поскорее в город, где, по словам девчонок, базар ломился от фруктов, сладостей и плова. Помывшись под душем и переодевшись, мы побежали на остановку и на маршрутке поехали в город. Стояла страшная жара. За окном пролетали песчаные склоны огромного холма - развалин старого Самарканда. Приехав на шумный базар, мы пробрались через цветастую толпу местных женщин, одетых в узбекские платья со штанами, нашли чайхану с пловом (в Самарканде их много и народ в них обычно обедает) и заказали большие тарелки плова из уже наполовину пустого казана. Мы сели вокруг стола в темной глубине чайханы и вместе с обрадованными мухами стали кушать плов с бараниной и горохом и помидорные салатики. Это было замечательно.

Покушав, мы обошли базар, почтительно поглядывая на голубые купола минаретов (чего-то огромного и средневекового неподалеку), купили арбузы, огромные дыни, персики, виноград и свежий инжир. А Наташа с Ирой еще и цветастые узбекские сарафаны в придачу.

Вернувшись в альплагерь, мы разлеглись под деревом и стали есть дыни. Потом мы стали есть виноград, потом арбузы, потом инжир, потом мы сбегали в туалет и, вернувшись, попробовали еще персики и немного пожевали дыню. Вечером мы еще погуляли и, вернувшись во дворик альплагеря, разложили на траве дворика наши пенки. Довольные и сытые, убаюканные стрекотом цикад и журчанием воды, мы уснули.